Представьте самолет, летящий ночью над океаном: когда небо темнеет и подают ужин, больше всего бросается в глаза то, что лица почти всех пассажиров освещены экранами, на которых проигрывается видео. Возможно, один-два человека из десяти что-то читают — электронную или бумажную книгу, но остальные смотрят.

Во многом мы все пассажиры этого самолета, получающие информацию о мире уже не из речи и не с печатной страницы, а с помощью движущихся изображений на экране.

Картинки вместо текста

Видео — ключ к опутанному сетями миру. Компания Cisco Systems — она создает многие из девайсов, которые нас соединяют, — разработала инструмент, прогнозирующий будущее, под названием «Индекс развития визуальных сетевых технологий». Согласно последнему прогнозу — да, он временами грешит преувеличениями, — в 2017 г. на планете было 3,4 миллиарда пользователей интернета, то есть почти половина населения Земли, которое на сегодняшний день составляет 7,7 миллиарда. К 2022 г. пользователей станет 4,8 миллиарда — 60% от населения Земли.

Видео. Видео! Видео! Оно уже доминирует. В пиковые вечерние часы на американских континентах 40% входящего интернет-трафика приходятся на Netflix и на стриминговый сервис приходится 15% всего интернет-трафика в мире.

Видео. Корни его превосходства уходят глубоко. Да, мы верим, что общество и его правила основываются на доминировании печатного слова, но на самом деле человеческая культура была преимущественно визуальной и звуковой — основанной на картинках и звуках, а не на текстах, — гораздо дольше, чем текстуальной. Бóльшую часть времени, проведенного на планете, мы принадлежали к устной культуре, воспринимая информацию на слух. Мы начали с этого. «Хомо сапиенс, — писал педагог, священник и ученый Уолтер Онг, — существует примерно 30 000–50 000 лет. Первые же тексты появились лишь 6000 лет назад».

На протяжении всего остального времени мы использовали для общения звуки и картинки. И, как напоминает нам Онг, «написанное слово всегда должно каким-то образом, прямо или косвенно, соотноситься с миром звука, естественной средой обитания языка, чтобы мы могли понять значение этого слова. „Чтение“ текста означает его звуковое воспроизведение вслух или мысленно… Письменность никогда не обходится без устной речи».

Незримая власть

Профессор лингвистики из Массачусетского технологического института Сигэру Миягава и его коллеги также предположили, что наскальные рисунки первых людей расположены глубоко в пещерах не ради защиты от хищников и не потому, что там лучшее место для костра, а по той причине, что в пещерах есть эхо и громкость звука — то, что необходимо рассказчику, повествующему о животных, которые нарисованы на стенах. Звук и картинка — кино эпохи плейстоцена. Таким образом, мы возвращаемся в мир звука и картинки, ненадолго задержавшись в мире текста. И кто контролирует наш доступ к экранам?

Компания Google однажды заявила в рамках своей кампании «оцифровать-все-на-свете», что человечество издало 129 864 880 книг, — соотнося с этими цифрами, по существу, мировой архив печати, который время от времени предстает в виде кодексов.

А если подсчитать, что содержат в себе мировые библиотеки видео и звука? По оценке ЮНЕСКО в 2010 г., аудиовизуальный контент в мире измерялся впечатляющими 200 миллионами часов. Откуда взялась эта цифра, никогда не было вполне ясно, а сейчас те источники уже, конечно, совершенно устарели. Несмотря на попытки исследований, ответ доподлинно никому не известен.

А кто контролирует доступ к библиотекам контента, разработанного, произведенного и заархивированного за последние сто с лишним лет? Кто контролирует — или пытается контролировать — наш поиск видео и звуков на экранах и серверах? Мы в своей новой Республике образов уже слишком хорошо знаем ответы на некоторые из этих вопросов.

Кризис знания

Пройдя долгий путь от пещеры Ласко с наскальными изображениями бегущих животных, мы все наблюдаем непрекращающиеся, систематические нападки на факты: на источники знания, доказательства правды. Есть стойкое ощущение, что мы вступили в «эпистемологический кризис», как называют это некоторые ученые.

Корпорация RAND дала название феномену, отмеченному «нарастающим несогласием в отношении фактов и аналитических интерпретаций фактов и данных; размытием границы между фактом и мнением; нарастающими громкостью и, соответственно, влиянием мнения и личного опыта, затмевающих факт; уменьшением доверия к ранее уважаемым источникам фактической информации», — она назвала его «упадком правды».

И этот кризис представляет большую опасность. Ханна Арендт, исследуя порочность Вселенной монстров XX века, напоминает: «Идеальный подданный тоталитарного режима — это не убежденный нацист или убежденный коммунист, а человек, для которого более не существует различий между фактом и фикцией (реальность опыта), между истиной и ложью (нормы мысли)».

В наше время также характерны нападки на экспертные знания, в особенности на ведущую роль тех доказательств, ради формирования, поддержки, распространения и сохранения которых существуют университеты.

Отрицание науки и базовых доказательств называют «порочным», даже преступным, учитывая, как оно влияет на климат, мировую экономику и мировое сообщество. На всех уровнях общества происходят массированные, постоянные и систематические попытки дискредитировать экспертов и профессионалов, в особенности СМИ и вузы.

Ради денег

По мере того как ключевая группа игроков уменьшается с шести до пяти компаний, с пяти до четырех, и так далее, в каждой из этих сфер мы все приближаемся к моделям, существовавшим при тех режимах, которые, как показано в предыдущей главе, навязывали обществу систему контроля над мыслью, — режимах, которые пали отчасти благодаря не ослабевающей во всем мире жажде информации и ее распространению.

Роль общественных и некоммерческих СМИ в медийном и коммуникационном ландшафте не та, какой она может и должна быть — или какой была. Как мы увидим дальше, она сильно изменилась с того момента, когда они получили первоначальный мандат. Изменилась и вся медийная экосистема.

От прежнего пламени общественного телерадиовещания остался лишь уголек — его стремления почти угасли, реформистские надежды затухают, его контент, если не считать периодических ярких вспышек, не играет особой роли в сфере коммуникаций, где общество больше внимания уделяет другим вещам.

Финансовые трудности плохо сказываются как на жизнеспособности издательств, так и на возможностях многих СМИ: они не способны давать отчет о событиях, редактировать и проверять данные так же, как раньше, — коммерческие новостные организации и поставщики информации стали характерной чертой прекариата, общества социально неустроенных людей.

Для классификации и выгрузки данных мы прибегаем к поисковым системам, существующим за счет рекламы и оттого далеким от нейтралитета.