Разобраться • 15 октября 2025
Ностальгия понарошку: как бренды зарабатывают на нашей тоске по прошлому
Ностальгия понарошку: как бренды зарабатывают на нашей тоске по прошлому

Текст: Григорий Щеглов
Фото: Unsplash
Зумеры — люди, родившиеся после 1997 года, — с азартом коллекционируют винил, покупают пленочные камеры, носят одежду в стиле 90-х и создают плейлисты из хитов 80-х. Бизнес быстро смекнул, что происходит, и превратил эту псевдоностальгию в мощный инструмент монетизации. Результат: рынок винила растет 17 лет подряд, продажи фотоаппаратов взлетели на сотни процентов, а на винтажках идет охота за «старыми» джинсами. При этом, в отличие от миллениалов, сегодняшняя молодежь тоскует не по эпохе, которую физически не застала, а, скорее, по сконструированному в медиа образу «лучших времен». «Инк» разобрался, что стоит за этим парадоксом.
Зумеры — люди, родившиеся после 1997 года, — с азартом коллекционируют винил, покупают пленочные камеры, носят одежду в стиле 90-х и создают плейлисты из хитов 80-х. Бизнес быстро смекнул, что происходит, и превратил эту псевдоностальгию в мощный инструмент монетизации. Результат: рынок винила растет 17 лет подряд, продажи фотоаппаратов взлетели на сотни процентов, а на винтажках идет охота за «старыми» джинсами. При этом, в отличие от миллениалов, сегодняшняя молодежь тоскует не по эпохе, которую физически не застала, а, скорее, по сконструированному в медиа образу «лучших времен». «Инк» разобрался, что стоит за этим парадоксом.
Психологи называют это явление simulated nostalgia — симулированной ностальгией. Это тоска по прошлому, которое человек не застал, но идеализирует. В отличие от классической ностальги», основанной на личных воспоминаниях, симулированная питается медийными образами и коллективными представлениями о золотом веке. Для зумеров такой отдушиной стали 80-е, 90-е и нулевые — годы, которые в массовой культуре представлены как «эпоха ненаигранности, аутентичности и свободы от цифрового хаоса».
Исследования показывают, что поколение Z проводит в среднем около девяти часов в день перед экранами. В этом контексте физические объекты прошлого становятся символами настоящей жизни. Пленочные фото, винил, кассеты — в отличие от jpg- и mp3-файлов, все это можно потрогать, а это для зумеров нетипичный опыт.

Елена Кулакова
управляющая магазином Vinyl.ru
«Прослушивание музыки на виниле — это целый ритуал: выбрать пластинку, достать ее из конверта, поставить на проигрыватель и правильно установить иглу. Все эти действия создают особую атмосферу. Винил не слушают на бегу или между делом, и такое хобби позволяет немного притормозить нынешнее время с его бешеным темпом».
Массовая культура лишь подстегивает тягу к прошлому у поколения Z. Так, популярные сериалы вроде «Очень странных дел» и «Тьмы» вызвали волну интереса к эстетике 80-х, «Стражи Галактики» популяризировали кассеты, а «Барби» возродила стиль начала нулевых в одежде.
Пожалуй, лучше всего на ностальгии удается зарабатывать производителям фотопленки. Спрос на кассеты Polaroid и бобины Kodak растет от года к году. Если в 2019 году купить обычную пленку Kodak Gold можно было за 300–500 руб., то сегодня за нее просят не менее 1,5 тыс. руб.
При этом исследование показало, что главная причина для зумеров предпочитать привычной цифре съемку на пленку — не техническое качество, а желание «замедлиться» (66% респондентов) и «создать что-то физическое» (вторая по популярности причина среди опытных фотографов). Иными словами, практического смысла или стремления к лучшему качеству тут нет. Делается это именно из-за эмоциональной составляющей.
Бренды превратили технические ограничения пленки в преимущества. Невозможность сразу увидеть результат, ограниченное количество кадров, необходимость проявки — все это подается маркетологами как особый опыт.
На этом фоне компании начали зарабатывать даже на имитации пленочной эстетики: например, Fujifilm выпустила компактную камеру X-Half, которая снимает в полукадровом формате, имитируя характерные цвет и зернистость пленочных снимков. Чтобы увидеть сделанные фото, их нужно сначала «проявить» через приложение на смартфоне — эта небольшая задержка добавляет процессу осязаемости и замедляет его, превращая обычную съемку в ритуал.
Индустрия винила также переживает настоящий бум благодаря зумерам. По данным исследования Vinyl Alliance, 76% поклонников винила в возрасте от 13 до 28 лет покупают пластинки как минимум раз в месяц. При этом 50% опрошенных коллекционируют винил как способ немного отвлечься от цифровой жизни. Еще более показательно: 61% зумеров слушают композиции на проигрывателях для улучшения ментального здоровья. Они выбирают не просто музыку, а ритуал потребления, связанный с походом в магазин, изучением обложек и разговорами с продавцами.
Музыкальные лейблы это активно используют: альбомы современных артистов выходят сразу в десятках вариаций винила с уникальными цветами, обложками или лимитированными сериями, рассчитанными именно на коллекционеров.
В России тренд на ретро во многом выражается в популярности винтажных вещей. Секонд-хенды из синонима экономных покупок превратились в модные магазины, где закупаться «не стыдно». Винтажные маркеты в крупных городах собирают очереди из зумеров, ищущих аутентичные вещи 90-х и нулевых.
По данным опроса «Выберу.ру», 12% россиян планируют собирать осенний гардероб в секонд-хенде. В Москве и Санкт-Петербурге показатель еще выше — в винтажки ходят до 17% опрошенных. Аналитики оценивают оборот рынка секонд-хенда в РФ в 150 млрд руб.
Российские модные бренды не остались в стороне от тренда. Например, «Два мяча» воссоздали легендарные кеды из СССР, используя оригинальные лекала и ту же фабрику, что и 40 лет назад. Бренд «Запорожец» шьет одежду, вдохновленную дизайном 70-х и 90-х годов, а Pavluque выпускает купальники с принтами советских продуктов.
Особенность российского ретрорынка в том, что он апеллирует к коллективной памяти о советском прошлом. Объясняет основатель бренда спортивной одежды «Волан» Алексей Власов: «Современная молодежь начала искать свои корни. У них появился интерес к музыке родителей и их жизни в советские времена».
Рынок винила тоже растет. Особой популярностью пользуются пластинки с советской и постсоветской музыкой. Песни Цоя и «Наутилуса Помпилиуса» на виниле покупают люди, которые узнали об этих группах из социальных сетей.

Елена Кулакова
управляющая магазином Vinyl.ru
«К нам часто приходят молодые люди, интересующиеся серьезной музыкой, чаще всего они выросли семьях, где с детства были вовлечены в тему винила. Многие современные исполнители вдохновляются старыми альбомами или группами, это тоже подогревает интерес молодого поколения. На волне популярности винила существует большое количество блогеров, различных каналов в соцсетях и, соответственно, большое количество интересной информации и музыкальных обзоров. Это позволяет окунуться в другую музыкальную эпоху».
Интерес к физическим носителям настолько велик, что в 2025 году в Екатеринбурге открылся новый завод виниловых пластинок — второй в стране. Такие инвестиции показывают, что рынок выходит за рамки нишевого хобби и превращается в полноценную индустрию.
Псевдоностальгия опирается на несколько устойчивых психологических механизмов — и это делает ее удобным инструментом для брендов. По словам психолога Екатерины Артеменко, один из ключевых — вытеснение: со временем в воспоминаниях остаются в основном приятные детали, а негатив уходит в бессознательное.
К этому добавляется естественная склонность людей идеализировать воспоминания о детстве и юности, которые нам кажутся ярче и безопаснее.

Екатерина Артеменко
психолог и комьюнити-директор сервиса «Ясно»
«В нашем прошлом было больше сил, новизны, восторга и вообще “деревья были большими” — этот персональный опыт мы экстраполируем на опыт общий и тоскуем по прошлым эпохам, на самом деле скучая по собственному детству. И тут не важно, застали мы сами эпоху или нет, — на ту, которую не застали, даже проще проецировать свои фантазии».
Псевдоностальгия выполняет для потребителя важные функции: она дает утешение в условиях неопределенности, создает чувство принадлежности к корням, а также предлагает ритуалы, которых не хватает в жизни, заполненной проходящим контентом.
Для бизнеса это означает очевидную коммерческую выгоду. Технические ограничения и «неудобства» (ограниченные тиражи, задержка с просмотром снимка, цвета и оформление пластинки как арт-объект) компании подают как преимущества — и продают их как дефицитный, ценный опыт.
Вопрос устойчивости этой экономики остается открытым. С одной стороны, аналитики из компании L.E.K. Consulting в своем обзоре потребительских трендов отмечают, что стремление к «тактильности» и «подлинности» — это долгосрочная реакция на гипердиджитализацию, а не сиюминутная мода.
С другой стороны, есть риски перенасыщения рынка. Оборот винтажной одежды, по данным ThredUp, к 2026 году может достигнуть $82 млрд, но рост цен на раритетные вещи и массовое тиражирование реплик крупными fast-fashion-брендами могут привести к «инфляции аутентичности» и охлаждению интереса со стороны наиболее продвинутых зумеров.
Таким образом, будущее тренда зависит от способности брендов поддерживать баланс между доступностью и сохранением ощущения эксклюзивности и подлинного опыта.
При этом процесс двусторонний: бренды усиливают уже существующую потребность, одновременно формируя новые привычки — выпуская десятки вариантов одного альбома, делая лимитированные релизы или вводя «ритуалы» в цифровые продукты.
В итоге псевдоностальгия работает на стыке психологии и экономики: она отвечает запросу потребителя на смысл и ритуал и одновременно превращается в управляемый маркетинговый актив. Как отмечает Артеменко, важно понимать и меру: стремление к идеализации прошлого нормально, пока не вытесняет актуальный жизненный опыт.
Вопрос в том, насколько устойчива эта экономика. С одной стороны, желание владеть чем-то материальным и осязаемым кажется фундаментальной человеческой потребностью. С другой — псевдоностальгия может оказаться очередным маркетинговым пузырем, который лопнет, когда зумеры повзрослеют.