Когда создавалось «Роснано», перед ним ставили такие задачи, как формирование новых нанотехнологических производств и рост выручки портфельных компаний. Спустя 12 лет появилось 6 промышленных кластеров, а группа «Роснано» перешла на следующий этап развития, сменив модель инвестирования. Каким образом трансформируется портфель проектов и как эффективно инвестировать в технологии от лица государства, журналу Inc. рассказал исполнительный директор УК «Роснано» Борис Подольский.

Как в России инвестируют в инновации

Если говорить о поддержке высокотехнологичных компаний, то за последние 12 лет сформировалась своя экосистема. Государственная поддержка ассоциируется с деятельностью государства вне рынка, когда оно пытается создать искусственные стимулы развития полезных для экономики и общества бизнесов. За время деятельности «Роснано» эти механизмы комплексно развивались для инвестпроектов всех стадий. Государство запустило новые фонды, выделило деньги уже действующим структурам, сформулировало задачи. Вырисовалась схема того, как функционирует система поддержки инноваций. «Сколково» и фонд Бортника выдают гранты для проектов ранних стадий, РВК и «ВЭБ-Инновации» поддерживают проекты на стадии роста через венчурные фонды под профессиональным управлением, ВЭБ.РФ выдает кредитное финансирование для инфраструктурных и городских проектов, РФПИ привлекает зарубежных инвесторов и осуществляет прямые инвестиции в перспективные проекты на поздних стадиях. Многих из этих институтов 12 лет назад не существовало. С точки зрения инновационного бизнеса меры господдержки сейчас работают на всех стадиях.

Пока не налажена связь между этими инструментами, нет преемственности на жизненном цикле компаний. «Сколково» или фонд Бортника могут дать грант начинающей компании, которая в силу профиля деятельности не будет интересна никому дальше по цепочке. Это не ошибка с их стороны, просто у каждого из институтов есть собственный набор задач, которые им необходимо решать в первую очередь.

Непосредственно наш рынок — венчурных и прямых инвестиций — за последние 10 лет изменился еще сильнее. Возникло новое явление — корпоративный венчур внутри крупных компаний и госкорпораций, которого раньше не было в России. Выросла активность фонда Baring Vostok Capital Partners, появились активные структуры Almaz Capital и Russia Partners. Появились family office, когда крупные инвесторы передают состояние семьи в профессиональное управление. Этот формат наращивает инвестиционную активность в последнее время.

Обратная сторона медали — скромное количество инновационных компаний на российском рынке, в которые имеет смысл вкладывать деньги. С этим пока сложно. Проблемы стартапов одинаковы во всем мире: где найти денег и как собрать эффективную команду. Я много общаюсь со стартапами, как российскими, так и международными. Однажды и сам побывал на месте стартапера: около года назад закончил учебу в Массачусетском технологическом институте, где в качестве выпускного проекта стояла задача создать стартап, довести его до акселератора и получить первые инвестиции. На примере нашей группы я убедился и могу повторить — основные проблемы стартапов одинаковы и не зависят от страны. Единственное, у американских основателей больше уверенности в себе, потому что у них другая образовательная среда и ментальность. Их еще в школе учат работать в команде и правильно себя позиционировать, в дальнейшем эти навыки отлично помогают в собственном бизнесе.

У отечественных компаний есть своя сильная сторона: они привыкли к сложностям. Мы по определению всегда с чем-то боремся, рассчитываем только на себя и готовы к тому, что всё может измениться в любой момент. Нестабильность есть везде, но российские бизнесмены готовы с ней столкнуться на самом старте. В остальном разница между уровнем предпринимателей не так велика, везде есть как гениальные решения, так и крупные провалы. У нас, вероятно, сложнее получить доступ к экспертизе высокого уровня, плюс санкционные риски мешают экспансии компаний на международный рынок. Но опять же, привыкшие к сложностям предприниматели быстро адаптировались — оставляют в России свой R&D, а весь коммерческий блок переносят за рубеж.

Почему «Роснано» важно создавать осязаемые продукты

Исходно мандат «Роснано» подразумевал создание наноиндустрии в стране, а KPI, которые государство поставило нам, носили исключительно количественный характер. Государство нам сказало: «У нас нет наноиндустрии, вы должны создать высокотехнологичные производства. Основным критерием будет объем и рост нановыручки от всех проектов, куда вы проинвестируете». Нас мерили по суммарной выручке портфеля, поэтому внутренние и внешние принципы управления также были выстроены для достижения этих требований. К 2015 году стало понятно, что объем ежегодной выручки с нуля вырос до 340 млрд руб., значит, мы уже выполнили количественную задачу.

В первой фазе «Роснано» создало портфель прямых инвестиций из 109 проектов — то, что мы называем исторический портфель. Из 53 проектов первой волны мы уже вышли и вернули инвестиции, получив прибыль. Осталась примерно половина проектов, для которых также предстоит найти стратегического или финансового инвестора и вернуть вложенный капитал с прибылью. Это непростая, но вполне понятная задача.

Несколько лет назад мы вступили во вторую инвестиционную фазу. Ее отличие — мы больше не вкладываем средства напрямую в капитал проекта, а создаем фонды с партнерским плечом, под управлением или соуправлением УК «Роснано», из которых уже инвестируем в технологические компании. При этом мы по-прежнему верны нашему технологическому мандату: вкладываемся лишь в проекты с наносоставляющей пропорционально объему участия в фонде. Однако требования к отбору проектов и партнеров со временем эволюционируют и становятся строже.

Анатолий Борисович Чубайс характеризует сферу, куда мы инвестируем, как Material Based High-Tech. Если упростить, то нас интересует всё, что в конечном итоге приведет к созданию осязаемых физических продуктов с применением нанотехнологий. Нас не интересуют софт, финтех или ретейл. Нам важно инвестировать в то, что можно потрогать в реальном секторе экономики.

В среднем проекты живут в нашем портфеле 6–8 лет. Хотя есть и компании, в которые мы вошли на начальной стадии почти 10 лет назад и до сих пор не вышли. Здесь мы существуем в русле глобальных трендов: инвесторы сектора private equity стали намного дольше находиться в проектах, поскольку технологии и рынки усложняются. К тому же горизонты инвестирования в промышленные технологии на поздней стадии по умолчанию длиннее, чем у венчурных фондов, например в области IT.

Самый простой и универсальный индикатор успешности инвестиций — это, разумеется, доходность на инвестиции. Но у институтов развития, к которым мы принадлежим, система ценностей более сложная. Мы инвестируем деньги в создание производств, которых раньше никогда не было в России. С этой точки зрения прибыльность по отдельным проектам — это важный, но не единственный критерий эффективности. Необходимо обеспечить трансфер технологии в Россию, создать высокотехнологичное предприятие с новыми рабочими местами и научится выпускать то, чего раньше делать не умели.

Взять, например, Российский центр гибкой электроники в Троицке. В основе этого проекта — зарубежная инвестиция, которая пока не вернулась, но продолжает искать ниши на глобальном рынке. Проект очень тяжело развивался из-за ухода китайского партнера, но мы видим, что эта технология точно будет востребована в ближайшем будущем. В «Роснано» сумели ее приземлить здесь, в России.

Можно ли назвать российскую экономику инновационной

Чтобы понять инновационность экономики, достаточно посмотреть на уровень производительности труда. Этот термин распространен в промышленности и звучит немного по-советски, но он очень точный — рост этого показателя говорит об инновационном характере экономики. И через него можно замерить инновационность тех секторов экономики, которые связаны с производством. Мы видим, что по нашему портфелю производительность труда постоянно увеличивается: так, в прошлом году прирост составил 39 %, что значительно больше, чем в целом по промышленности.

Второй маркер — доля экспорта в выручке. Если компания производит продукт, конкурентоспособный на глобальном рынке, а не только на внутреннем, это почти наверняка признак ее инновационности. В продажах портфельных компаний «Роснано», расположенных преимущественно в России, доля экспорта планомерно растет. По итогам прошлого года около четверти продаж приходилось на зарубежные рынки.

Эталонная инновационная экосистема появляется, когда государство создает внутри страны комфортную среду для инвесторов и технопредпринимателей, куда люди заинтересованы приносить свои деньги. Очевидно, что в этой среде должны быть созданы институциональные и законодательные условия как для привлечения средств, так и для комфортного возврата капитала. В России создано несколько институтов развития, которые пытаются своими силами поддерживать эту экосистему. Есть отдельные бизнес-корпорации, которые развивают инновации в своих узких сегментах рынка. Для внедрения инноваций на производственных площадках требуется более серьезный уровень экспертизы и объем денег. Если сравнивать с Европой или США, нам не хватает системных рыночных операторов, возглавляющих инвестиционный процесс.