Разобраться • 27 февраля 2025
Неэффективность работы и «традиции»: почему доходы россиян на самом деле не растут
Эффект от увеличения зарплат съедается не только растущими ценами, но и ужесточившимися требованиями к работе. Компании не понимают, что это путь в никуда, отмечают экономисты и кадровики.
Зарплаты в России за последние несколько лет выросли не только номинально, но и реально, то есть с учетом инфляции, — об этом часто говорят чиновники и пишут медиа. Но так ли это?
Исследователь социальной жизни в России, профессор Орхусского университета (Дания) Джереми Моррис отмечает важную деталь: его респонденты, сотрудники российских компаний, признают, что с 2022 года им стали платить процентов на 20–25 больше, но нагрузка при этом выросла на все 50–100%. Да и инфляция, которая фигурирует в качестве реальной в расчетах Центробанка, заметно отличается от той, которую большинство людей видит, посещая магазины.
Если вспомнить обо всем этом, получится, что никакого роста доходов большинство россиян не ощущает. Доля расходов на фонд оплаты труда (ФОТ) по отношению к ВВП страны в России по-прежнему ниже, чем на Западе и даже чем во многих азиатских странах. На самом деле работникам в России традиционно недоплачивают, считает Моррис. Почему? И изменится ли эта ситуация?
Невкусный пирог
«Широко распространенные пессимизм и неудовлетворенность среди наемных работников, контрастирующие с оптимизмом владельцев бизнеса, — вот что я обнаружил в ходе своих последних интервью с собеседниками», — пишет Джереми Моррис, который готовит книгу о том, как поменялась жизнь в России в 2020-е. Это звучит довольно странно, если вспомнить, что доходы жителей страны уже несколько лет повышаются.
«Реальная заработная плата в России растет как минимум с 2021 года, причем рост в 2023 году оказался рекордным за целых пять лет и составил 7,8%», — отмечает Андрей Бесчасный, начальник отдела научно-методического сопровождения проектов «Высшей экономической школы» Санкт-Петербургского государственного экономического университета. С января по сентябрь 2024-го средняя реальная зарплата, по данным Росстата, выросла на 9% год к году, номинальная — на 18%.
Рост действительно есть, но беда в том, что зарплаты в России традиционно низкие и даже такое повышение не способно заметно улучшить благосостояние граждан, подчеркивает Джереми Моррис. Ссылаясь на нескольких экономистов (в том числе на главного научного сотрудника Центра анализа доходов и уровня жизни НИУ ВШЭ Наталью Зубаревич), исследователь напоминает: норма низкой заработной платы означает, что даже значительное процентное повышение не имеет большого значения. Если в течение 2010-х вы работали за прожиточный минимум, то даже рост на 20–40% не слишком улучшит вашу жизнь.
Один из показателей, которые используют экономисты, — доля расходов на ФОТ и социальное страхование в валовом внутреннем продукте страны. Он отражает, какую часть доходов от производства товаров и услуг забирают себе обладатели капитала (компаний, недвижимости, акций и т. п.), а какая достается тем, кто эти товары и услуги создает. Чем большая доля экономического пирога достается работникам, тем динамичнее экономика и тем справедливее распределение богатства в обществе. В странах, где капитал забирает себе почти столько же, сколько труд, или даже больше, богатые становятся все богаче — а средний работник может трудиться изо всех сил, не становясь при этом обеспеченнее.
Россия заметно отстает от западных (да и многих азиатских и даже африканских) стран по доле расходов на ФОТ и социальное страхование в валовом внутреннем продукте.
Например, в 2020 году эта доля составляла 54,3%, в то время как в США — 60,4%, в Германии — 63,4%, во Франции — 61,3%. Выгодно смотрятся по сравнению с Россией даже многие страны БРИКС: в том же 2020 году доля расходов на ФОТ и соцстрахование относительно ВВП страны в Бразилии равнялась 63,1%, в ЮАР — 60,7%, в Индии — 57,8%, и только Китай отставал от России (50,7%). В крупнейшей и быстро растущей экономике Африки — Нигерии — этот показатель составляет целых 68,2%.
Ирония в том, что, до того как начать повышать зарплаты в 2022–2024 гг., компании много лет подряд их понижали.
Юрий Ляндау,
доктор экономических наук, профессор РЭУ им. Г.В. Плеханова
«К сожалению, в большинстве случаев владельцы компаний рассматривают зарплаты сотрудников как статью расходов, которую нужно минимизировать».
Особенно заметно это стало в пандемию. Чтобы выжить в условиях локдауна, многим компаниям пришлось резко трансформировать свою бизнес-модель, что не позволяло тратиться на что-то другое. «Далее вступили в силу санкции 2022 года, которые начали рушить логистические и финансовые цепочки, — рассказывает эксперт. — Если бы в России было много производителей, которые работают на экспорт, ситуация была бы другой. А у нас в основном организации торговли и сферы услуг, которые сами импортируют товары или материалы. При такой девальвации рубля и санкциях стоимость закупок резко выросла». Если слишком сильно поднять цены, упадет спрос, рассудили компании — и пошли по уже знакомому пути: снова стали «оптимизировать» ФОТ.
«Честный человек — это бедный человек»
Компании держат такой уровень оплаты, потому что могут себе это позволить — и не могут позволить иного без существенного пересмотра организации работы, напоминает Анастасия Архипова, руководитель практики «Управление опытом клиентов и сотрудников» в «Экопси Консалтинг».
Анастасия Архипова,
руководитель практики «Управление опытом клиентов и сотрудников» в «Экопси Консалтинг»
«Среди факторов, которые определяют уровень оплаты труда в России, видное место занимает низкая по сравнению с развитыми странами производительность труда. Например, по результатам исследования, опубликованного в 2023 году «Организацией экономического сотрудничества и развития», Россия находится на 57 месте по производительности труда. Наша страна почти в пять раз отстает от лидеров рейтинга — Люксембурга и Ирландии, и почти в 2,5 раза — от США.
Причины: бюрократия, потери, связанные с неправильной организацией процессов, устаревшие технологии, слабая автоматизация. В результате сравнительно небольшой конечный результат делается усилиями большого количества сотрудников».
Другая причина — несовершенная система оценки эффективности. «Компании в среднем плохо понимают вклад отдельных людей. На производстве в лучшем случае оценивается эффективность бригады. А в интеллектуально емких компаниях объективно оценить вклад отдельного человека еще сложнее. Часто компании выбирают путь уравниловки и действительно результативным людям платят меньше заслуженного, а халявщики получают больше, чем делают», — отмечает Архипова.
Наложили существенный отпечаток на рынок труда и экономические реалии последних лет. «Санкции, рост издержек на логистику, колебания валют — все это увеличивает затраты компаний, давит на рентабельность. Как следствие, компании ищут возможности для оптимизации затрат и сдерживают рост фонда оплаты труда», — говорит эксперт.
Наконец, свою роль играют и традиции. «У нас до сих пор сохраняется культурный код „честный человек — это бедный человек“, — поясняет Архипова. — В советские времена быть бедным было не просто нормой, а даже добродетелью. Уровень неравенства доходов населения — индекс Джинни — в России на протяжении многих лет остается на высоком уровне, а количество людей, живущих за чертой бедности, до сих пор измеряется миллионами. При этом большинство людей в стране считают свой уровень жизни нормальным». Непритязательность ведет к тому, что компании платят столько, сколько считают нужным.
Эта ситуация не менялась на протяжении всех 2010-х годов: Джереми Моррис отмечает, что с 2017 года реальные доходы россиян год за годом снижались. И лишь когда кадровый голод стал виден невооруженным глазом, компании поняли, что зарплаты нужно повышать, говорит Юрий Ляндау.
«Но ведь реальная инфляция у нас далеко не та, про которую рассказывает ЦБ: она на некоторые товары достигает 100%», — напоминает экономист. Моррис пишет о том, как его состоятельному информатору сотрудник одного из крупнейших российских банков рассказал о внутренних расчетах банка, по которым реальная инфляция в 2024 году составила 43%, а не официальные 9,52%. «Возможности поднять зарплату в 1,5–2 раза у многих компаний просто нет, иначе они уйдут в минус, — говорит Ляндау. — И многие стали использовать подход: да, мы будем платить тебе больше, но и работать ты должен в полтора раза больше».
Сжечь за собой косты
Почему работники на это соглашаются? «Виноват баланс спроса и предложения на рынке труда, — считает Анастасия Архипова. — Во многих отраслях пока все еще нет реального дефицита персонала. Люди не видят альтернативы и согласны работать на предлагаемых условиях. Там же, где дефицит действительно есть, зарплаты растут существенно быстрее, например у конкретных дефицитных профессий на производстве, у ML-специалистов или курьеров».
Публицисты часто отмечают, что зарплаты стабильно растут в тех странах, где развито профсоюзное движение, а граждане могут влиять на институты рынка труда и определение минимальной заработной платы.
Да и как человеку понять, что ему недоплачивают? «Ценообразование на рабочую силу с 1990-х годов рыночное и зависит от профессии, отрасли, региона, текущего спроса на рабочую силу, ее предложения, — напоминает Бесчасный. — И с этой точки зрения вопрос, доплачивают или не доплачивают работникам, — это категория оценочная. С оплатой у многих менеджеров, экономистов, юристов, программистов все не так плохо, особенно с учетом их реальных достижений. Столь же оценочным является и мнение об увеличении нагрузки на работника: а кто и как ее мерил? При отсутствии технически обоснованных и утвержденных в законном порядке норм труда замерить ее интенсивность достаточно трудно, — разве что по затрачиваемому на работу времени».
Здесь становится видна другая проблема: до поры до времени многие компании вовсе не задумывались об эффективности работы. Сотрудников, которые работают сдельно, в России осталось немного, отмечает Андрей Бесчасный.
Андрей Бесчасный,
начальник отдела научно-методического сопровождения проектов «Высшей экономической школы» Санкт-Петербургского государственного экономического университета
«Остальные же продают работодателю свое рабочее время. Они что, и правда работают теперь по 12–16 часов в день? Приведу пример. Одна из крановщиц, работавшая в филиале большого сибирского ремонтного предприятия, жаловалась на встрече с московским руководством, что у нее повысилась интенсивность труда, а заработная плата не выросла. Стали разбираться. Работница в прошлом выполняла условно шесть подъемов, которые занимали у нее три часа рабочего времени из шести (дело было на вредном производстве). А теперь она делает восемь подъемов, что занимает у нее уже четыре часа рабочего времени. Остальные два часа смены она продолжает курить бамбук. Человеку обидно: времени на курение бамбука стало на час меньше. Но мы-то предполагали, что заплатили ей за все шесть часов смены. А коэффициент полезного использования рабочего времени вырос с 0,5 до 0,66, т. е. еще не достиг удовлетворительной величины».
«Остальные же продают работодателю свое рабочее время. Они что, и правда работают теперь по 12–16 часов в день? Приведу пример. Одна из крановщиц, работавшая в филиале большого сибирского ремонтного предприятия, жаловалась на встрече с московским руководством, что у нее повысилась интенсивность труда, а заработная плата не выросла. Стали разбираться. Работница в прошлом выполняла условно шесть подъемов, которые занимали у нее три часа рабочего времени из шести (дело было на вредном производстве). А теперь она делает восемь подъемов, что занимает у нее уже четыре часа рабочего времени. Остальные два часа смены она продолжает курить бамбук. Человеку обидно: времени на курение бамбука стало на час меньше. Но мы-то предполагали, что за заплатили ей за все шесть часов смены. А коэффициент полезного использования рабочего времени вырос с 0,5 до 0,66, т. е. еще не достиг удовлетворительной величины».
Сам факт относительно низкой доли затрат на оплату труда отрицать трудно, признает Бесчасный. «Частью это наследие советского прошлого, частью сложившийся менталитет руководителей (зачем платить больше, когда и так работают), частью отсутствие понимания, из чего складывается эффективность. А иногда и классическое сочетание отсутствия мудрости с присутствием жадности».
Упомянутое отсутствие мудрости, между прочим, никуда не делось: рост нагрузки на каждого работника может нисколько не увеличить продуктивность. «Часто бывает ситуация, когда руководители сами не знают, как повысить эффективность, и не могут адекватно оценить, насколько хорошо работает сотрудник и можно ли работать лучше», — констатирует Ляндау.
Во многих компаниях число обязанностей могло даже не увеличиться — это субъективное ощущение работников, подозревает управляющий партнер HR-консалтинговой компании Detech Group Светлана Симоненко.
Светлана Симоненко,
управляющий партнер HR-консалтинговой компании Detech Group
«Мнение сотрудников, что нагрузка на них возросла, не сходит с полос газет, — говорит она. — После пандемии, которая была сильным стрессовым фактором, люди не успели восстановиться ни физически, ни морально к моменту, когда началось СВО и все связанные с ней события. Вспомните, как вы чувствуете себя после тяжелой болезни, например гриппа. Вы быстро устаете, хотя выполняете привычную вам работу».
Сейчас, когда воздействие всех стрессогенных факторов сильно растянуто во времени, мы не связываем причины со следствиями, считает эксперт: нам кажется, что нагрузка выросла, но на самом деле у нас просто стало меньше сил.
Есть куда расти
Как возросшую нагрузку могут воспринимать сотрудники и то, что их обязанности меняются, — ведь за последние годы и рыночная ситуация стала другой, да и уровень внедрения технологий заметно подрос.
«Я бы, скорее, говорила о влиянии изменений, появлении других задач, ситуаций, когда старые методы работы перестали быть эффективными и надо изобретать новое, — перечисляет Симоненко. — С некоторых людей стали спрашивать то, чего раньше не спрашивали и к чему они не были готовы (речь, в том числе, о внедрении новых технологий в работу. — Прим. ред.). И это требует от них дополнительного напряжения и повышенного расхода сил». В то же время есть люди, которые эти изменения воспринимают как возможность применить свои ранее не востребованные способности, подчеркивает эксперт. «И эти люди, наоборот, чувствуют сейчас прилив сил — им стало интересно, появилась мотивация».
Моррис пишет о возникшем в России «трудовом парадоксе». С одной стороны, работники ощущают, что их положение укрепляется, — из-за демографического спада и нехватки рабочей силы спрос на них растет. При этом их позиции в разговоре с руководством о повышении зарплаты по-прежнему остаются слабыми.
«В России торговаться можно только ногами», — отмечает исследователь: если компания не идет навстречу, можно сменить ее на другую или даже поменять отрасль и место проживания. Для компаний эта «торговля ногами» чрезвычайно плачевна: из-за возросшей текучки им приходится постоянно тратиться на обучение и адаптацию нового персонала.
Именно поэтому Анастасия Архипова считает, что увидеть в проблеме низких зарплат потенциал для роста должны в том числе и сами компании. «Можно воспринимать факторы, определяющие в России именно такие зарплаты, как простое объяснение причин, — и ничего не менять. А можно — как точки приложения усилий для развития бизнеса. Я верю, что компании, которые выберут второе, — выиграют», — считает она.
Низкая производительность труда в России — тоже не только проблема, но и шанс, добавляет Бесчасный. «Проблема не только и не столько в заработных платах — они в рыночной экономике подтянутся, если у предприятий есть экономические возможности.
Проблема в организации процесса производства, то есть в поисках внутренних источников эффективности. Найти их — очень непростая задача, которой все равно не избежать. А надежда залить все трудности исключительно деньгами, на мой взгляд, не очень состоятельна. Уж очень деньги недолговечный и ненадежный мотиватор. Да и финансовые возможности предприятий не безграничны».
