Вылези из своей скорлупы. Как это сделал миллиардер Леонид Богуславский

Ученый, член списка самых богатых бизнесменов России по версии журнала Forbes Леонид Богуславский стал IT-предпринимателем и интернет-инвестором, когда у него уже была состоявшаяся научная карьера в Институте проблем управления, работа заместителем Гендиректора СП ЛогоВАЗ, основанный им системный интегратор LVS и руководящая должность в PwC. В 2006 Богуславский основал собственную инвестиционную компанию. Истории предпринимателя и ученого Леонида Богуславского посвящен раздел книги «Бизнес из ничего», которая выходит в издательстве Альпина Паблишер в 2019 году. Inc. публикует отрывок с сокращениями.

В 2000-м году ru-Net Holdings купил за $5,27 млн 35% «Яндекса». Годовая выручка компании составляла на тот момент $78 тыс., чистый убыток — $218 тыс., и кризис доткомов был в самом разгаре. Спустя 11 лет, когда Богуславский продал свой пакет, российский поисковик стоил $8 млрд. Сегодня  ru-Net принадлежат доли в 40 компаниях мира, в их числе Озон, Ivi, Biglion, 2GIS, Datadog, Delivery Hero, Snapdeal, Practo и другие успешные проекты России, Европы, Северной Америки, Индии, Юго-Восточной Азии.

Как все успеть? Кажется, это невозможно. Прочитать все нужные книги, посмотреть фильмы, научиться играть в шахматы, заработать миллиард, успеть его потратить и не испытывать неудовлетворенности и опустошения. Так получилось, что Леонид Богуславский прожил три разные жизни — ученого, предпринимателя, инвестора — и смог состояться в каждой из них. Он был успешным математиком, добился выдающихся результатов и вполне мог до конца дней сидеть в уютном профессорском кресле. Но Леонид покинул комфортную скорлупу и стал заместителем гендиректора ЛогоВАЗа — одной из самых влиятельных корпораций девяностых. Этого тоже было достаточно для жизненного благополучия, но Богуславский покидает ЛогоВАЗ, чтобы делать бизнес на том, что Березовский назвал «мышиной возней», — на IT-технологиях.

Преуспев и в этом, он выгодно продает свою компанию LVS мировому гиганту PwC и становится в ней топом с большой зарплатой и пожизненной пенсией. Но и с этой шоколадной должности он уходит, чтобы все свои деньги вложить в Яндекс и Озон, тогда мало кому понятные. Очередная история успеха Богуславского всегда начиналась с того, что он сначала жертвовал почти всем, чего достиг. Что это — безрассудство или рациональная способность продолжать движение в гору на пониженной передаче? Это три разных человека, проживших разные три жизни? Или один, постоянно меняющий среду и меняющийся вместе с ней?

Все, что я сделал в бизнесе, стало продолжением того, чем я долгое время занимался в науке. И в первой жизни — научной, и потом в предпринимательской и в инвестиционной жизни все было связано с компьютерными технологиями. Я закончил Московский институт инженеров транспорта (МИИТ) по специальности прикладная математика. Это то, что называется computer science. Научным руководителем у меня была знаменитая профессор Елена Сергеевна Вентцель, автор учебников по теории вероятностей и исследованию операций, а также известная писательница(публиковалась под псевдонимом И.Грекова). С ее подачи я еще на 4 курсе увлекся математическими вероятностными моделями компьютерных систем. Это был 1972 год, ЭВМ тогда еще целые комнаты занимали, но в Америке уже шла исследовательская работа над тем, что потом стало интернетом.

С 1973 года я работал в Институте проблем управления АН СССР. Попал туда по собственной инициативе. Однажды, еще будучи студентом, увидел в журнале «Автоматика и телемеханика» интересную статью двух авторов — обзор математических моделей компьютерных систем. Одного автора звали Яков Коган, другого — Олег Авен, это отец Петра Авена, нынешнего Председателя совета директоров «Альфа-Банка». Олег Иванович возглавлял в этом Институте лабораторию. Статья меня зацепила, и я сделал все, чтобы меня взяли туда сначала на практику, а потом и в штат.

Сейчас в это трудно поверить, но в 60-е годы ХХ века СССР и США по развитию компьютерных технологий шли практически рядом.

Мы тогда разрабатывали свои собственные машины — сначала М-20, а потом БЭСМ-4 и БЭСМ-6. А затем было принято стратегически неверное решение, которое не оставило нам шансов. В США появилась линейка IBM, и в начале 70-х советское руководство посчитало целесообразным просто копировать американские технологии. В результате появились так называемые машины единой серии — ЕС. На короткой дистанции это был прорыв, на долгосрочной — поражение.

Пришло время зарождения интернета. В Америке появился совместный университетско-минобороновский проект под названием АRPA. Его идея была в том, чтобы соединить компьютерные центры американских университетов в единую сеть. Возникла необходимость в разработке алгоритмов и протоколов распределения ресурсов и маршрутизации данных. Я погрузился в эту науку и оказался в ней вполне конкурентным с учеными Америки и Европы. Мне удалось придумать и подробно описать семейство алгоритмов более эффективных, чем те, которые тогда применялись на практике. Подтвердить их эффективность на математических моделях, доказать ряд теорем. Моя работа на эту тему была опубликована в 1976-м году в американском научном журнале IEEE Translations of Сomputers, — статью советского ученого опубликовали в этом журнале впервые. Потом на нее еще долго ссылались, называя мои разработки «русскими алгоритмами». Это была серьезная такая вершинка. Я стал известен среди международных коллег.

В начале 80-х я заинтересовался практическим применением своих наработок и случайно познакомился с ребятами из Кишинева, из Академии наук Молдавии. Они тоже строили компьютерные сети. У них была идея разработать софт, который соединял бы разнородные компьютеры. Тогда уже ряд советских институтов пытались объединить компьютеры в сеть, но не было многофункционального коммерческого продукта. Я подключился к этому проекту, и мы разработали этот софт где-то к 1987-му году.

Мотивация у меня лично была простая: для защиты докторской диссертации мне нужно было где-нибудь образцово-показательно внедрять результаты своих исследований. Ни о каком бизнесе, конечно, я не думал.

Словосочетание Elevator Pitch я впервые услышал много лет спустя, но именно в эти дни впервые неосознанно применил этот прием на практике. Только моим лифтом был вагон московского метро. В один прекрасный день толпа вносит меня в этот вагон и загоняет в угол лицом к лицу с заместителем директора института — Николаем Александровичем Кузнецовым, у которого в тот день сломалась служебная «Волга». Мы были знакомы шапочно, я вообще не любил ходить на ковер к начальству, но раз уж нас на целых 20 минут прижали друг к другу, то надо было о чем-то разговаривать. И я рассказал о своем проекте с ребятами из Кишинева. В тот же день к Кузнецову на стол попадает разнарядка Министерства: послать специалиста в Прагу на международную конференцию по компьютерным сетям. Он вспоминает наш разговор в метро и расписывает это письмо мне.

Это была моя первая официальная загранкомандировка, но вместо того чтобы бегать по магазинам, я почти все время провел на этой конференции, заинтересовал многих нашим проектом, потом мы уже командой приехали в Прагу еще раз, на выставку, и получили 2 крупных контракта на создание компьютерных сетей — с угледобывающим концерном ХДБ в городе Соколов и Политехническим институтом города Кошицы. Весь следующий год мы ездили в Чехословакию заниматься этим проектом, а в 1989-м году наш Институт проблем управления стал соучредителем совместного советско-итальянского предприятия ЛогоВАЗ и туда перенесли чехословацкие проекты. Наша деятельность, которая все больше становилась похожа на бизнес, вскоре стала для института совсем непонятной и слишком хлопотной. Все кончилось тем, что нас попросту отправили в свободное плавание.

В 1990 году мои научные изыскания меня «догнали». Я получил приглашение от университета Торонто занять должность профессора на кафедре computer science. По-русски звучит как кафедра теории вычислительных систем.

Практически одновременно на меня вышла крупнейшая американская софтверная компания Oracle. Их представители узнали о наших проектах в Чехословакии. И после длительных переговоров мне удалось подписать эксклюзивный дистрибьюторский договор с Oracle на всю территорию Союза. Когда получаешь две такие возможности, начинают разъезжаться ноги. Стать профессором в престижном иностранном университете — это была, в общем-то, мечта любого советского ученого. С другой стороны, я внутренне понимал, что договор с Oracle — это one life opportunity. Такое прилетает, может быть, раз в жизни.

Я решил какое-то время посидеть на двух стульях. И дал согласие Университету Торонто. Поеду, посмотрю, что это такое, возьму детей маленьких с собой, они там английский выучат. А вместе с тем параллельно продолжал работу с Oracle.

В Университете Торонто все было просто супер-люкс. Меня посадили в персональный кабинет с фамилией на двери. У меня была даже по канадским меркам высокая зарплата, всеобщее уважение — в общем, все было неплохо.

Но буквально через 2 месяца я почувствовал, что это не мое. Понял, что мне теперь до пенсии надо каждый день доказывать, что могу приходить в этот кабинет с моим именем на двери. Прогрессировать было больше некуда, потому что меня, что называется, посадили на потолок. Развиваться я мог только с точки зрения увеличения зарплаты. Потому что те математические результаты, которые я получил в свое время, это тоже one life time — такое бывает раз в жизни, а у выдающихся ученых раз в десять лет. У меня на тот момент было уже около 100 статей и 3 монографии, но я не видел для себя возможности прорыва. А охранять периметр — это не для меня. Вот я взял высоту. Что дальше? Поставить забор вокруг и пытаться удерживать позицию, на которой нахожусь? В любой деятельности мне важно, чтобы была серьезная динамика. А тут еще начались проблемы с бизнесом. Шел 1991 год.

И я принял решение — уезжаю обратно в Москву. Мой заведующий кафедрой, который прекрасно ко мне относился, когда услышал о моем решении, сначала подумал, что я не в себе. Многие ученые уезжали на Запад, а я — обратно. В России я оказался после путча. На Лубянской площади жгли костры с мусором. Атмосфера была тяжелая. Но я понимал, что у меня в руках этот дистрибьюторский договор с Oracle — эксклюзивный во всех отношениях. Получил лучшие дистрибьютерские условия в мире.

Большинство людей, которые в советское время занимались наукой, в каком-то смысле были предприниматели. Добиться в те времена поездки за границу на научную конференцию — по объему усилий это сегодня сопоставимо с получением крупного коммерческого заказа. Пробиться в международный журнал со своей статьей — как  создать компанию. Я потратил на это почти 2 года. Причем барьеры пришлось преодолевать не только с нашей, но и с американской стороны. Рецензенты долго отклоняли мои статьи, поскольку у них был конфликт интересов. Они занимались этими же проблемами, а тут какой-то лох из СССР получил сильные результаты. Они стали их воровать, а потом отвергали мои наработки, ссылаясь на то, что они не новые. Всех этих радостей я хлебнул по полной программе, но все-таки добился своего. В этом смысле наука ничем не отличается от бизнеса.

Я считаю, что у каждого человека в течение жизни возникает некоторое количество уникальных для него возможностей. Одни люди их просто не замечают. Другие видят эти уникальные возможности, но не готовы рисковать, менять свою жизнь.

А третьи видят и готовы к переменам, чтобы их реализовать. Из вышесказанного вовсе не следует, что кто-то из них лучше или хуже других и что всем нужно стремиться стать людьми третьего типа. У каждого свое предназначение, свой образ жизни и образ действия. Но если вы хотите добиться чего-то в бизнесе, то, конечно, вам придется постоянно выходить из зоны комфорта в зону развития и терпеть, чтобы сделать новую возможность реальностью.

Зачем я бросил Университет Торонто? Сейчас понятно, что соглашение с Oracle — круто, а тогда это было совсем не очевидно. Ни одной лицензии в стране еще не продано, все пользуются пиратским софтом. Надо было убеждать людей платить от $50 тыс. до $100 тыс. за первую сетевую инсталляцию. В стране, где зарплата $200 — мечта. Но я все-таки решил рискнуть.

У меня есть пример. Он трагический, но демонстрирует, что может случиться, если ты категорически отказываешься вылезать из своей скорлупы.

Моим коллегой по Институту проблем управления был Борис Березовский, но о нем чуть позже. У нас с Борей был приятель, сотрудник другой лаборатории, — назовем его условно Сергей. По энергичности и предприимчивости он Березовскому мог дать несколько очков вперед. Сергей был ученым секретарем, он всем помогал, постоянно что-то выбивал, бегал, крутился и почти всегда добивался своего. Но вот кончился Советский Союз, появился бизнес, какие-то новые возможности. Мы с Березовским уходим в эти возможности, а Сергей остается возглавлять лабораторию, держится всеми руками и ногами за свою зону комфорта, которая начинает стремительно умирать. Никому больше не интересны его исследования, жизнь принимает другие формы, она не обязана соответствовать нашим желаниям. В результате Сергей выгорает, остается ни с чем и заканчивает очень трагически. Хотя повторюсь: бизнес-жилка у этого человека была мощная.