Основательница бренда Nikk Mole: «В визажисты часто идут люди, которых в детстве недолюбили»

О мечтах и их исполнении

Почему ты решила стать визажистом? Не самый очевидный выбор.

— Когда еще не было YouTube, я смотрела фешен-показы по телевизору, и меня завораживали мейк и одежда моделей. В пятом классе я ходила в школу с синими тенями и яркими стрелками. Очень благодарна своей учительнице, которая не отправляла меня умыться. Напротив, она говорила: «Очень красиво. Тебе идет». В моем окружении не было людей, которые бы критиковали меня, говорили, что мой макияж плохо выглядит или вульгарен. Родные меня всегда поддерживали. В моей семье у всех экономическое образование. Мама работала в банке, тетя — экономистом. Они не понимали моего выбора — поступить в Колледж культуры и искусств. Бабушка была против, но мама сказала: «Мой ребенок может заниматься тем, чем он хочет».

Во время учебы в качестве хобби я активно красила всех вокруг. У меня не было ни образования в этой сфере, ни денег на косметику. Единственное обучение, которое я прошла, — это двухдневный курс от бренда Artistry (компания Amway). Мне тогда казалось, что меня обучили всему, что я все знаю и умею! Такой юношеский максимализм. В 16 лет мне было море по колено. Я красила всех, кого знала и не знала. Постоянно предлагала всем сделать макияж и не брала за это деньги. Мне просто это нравилось. Иногда я красила по 50 человек в день для разных фотовстреч и фотосессий. Сейчас это кажется невероятным. Но тогда я не знала, сколько должен длиться и как выглядеть профессиональный макияж, не догадывалась, что нужно мыть кисти после каждого клиента.

В те годы в Луганске были очень популярны фотовстречи. Это когда группа энтузиастов, девушек и молодых людей, фотографы и визажисты собирались и устраивали тематические фотодни. Я бесплатно красила огромное количество человек и обзавелась многими знакомыми. Потом начала брать за это какие-то деньги.

Уже в колледже я понимала, что мне не суждено стать художником. Мне это не подходило. Художник работает один на один с компьютером или мольбертом, а я люблю людей. Для меня очень важно живое общение. Когда ты делаешь макияж, то получаешь обратную связь от человека. Мне кажется, в визажисты или парикмахеры часто идут люди, которых в детстве недолюбили. Это профессии, которые позволяют получить любовь и благодарность в виде обратной связи от клиентов. Когда ты даришь девушке красоту и в ответ видишь горящие глаза — это бесценное чувство.

Как я искала клиентов? Размещала объявления в газетах. Потом появилась социальная сеть «ВКонтакте». Я создала страничку и начала публиковать свои работы. В 18 лет организовала курсы макияжа «сам себе визажист», постепенно стали собираться небольшие группы. Все это было очень кустарно. Но в нашем городе не было альтернативы и других школ макияжа. Соответственно, мне негде было учиться. Я просто любила визаж и делала по наитию. Мои студенты до сих пор пишут мне: «Я у тебя училась». Значит, все было не зря.

О бьюти-бизнесе в нулевые и стажировке в Париже

Салон приносил деньги?

— Наверное, он окупался, я не считала. Точных цифр не назову. Не то, чтобы я умею считать, но так сложилось, что я строю бизнес душой. Помню, аренда в полуподвальном помещении обходилась в $500. Это были большие деньги. Для сравнения: средняя зарплата в нашем городе была $100. На эти деньги можно было жить месяц. Помню, что бизнес приносил деньги, я на них жила. Другого дохода у меня не было.

То есть ты неплохо зарабатывала в 2000-е.

— По меркам нашего города неплохо.

В 2012 году я впервые поехала за границу — на стажировку в знаменитую международную школу макияжа Make Up Atelier в Париже. Никогда раньше я не была за границей. Даже в Турции.

Стажировка в Париже стоила около €4 тыс. Огромные деньги для меня. Я занимала у всех, кого знала и кого не знала. Было очень страшно, казалось, что эта поездка не окупится. Но я нашла деньги и поехала. Стажировка проходила на французском языке с русским переводчиком. В группе было 70 человек. Эта поездка перевернула мое мышление и видение того, как должна выглядеть школа макияжа и обслуживание в сфере красоты. До Парижа я ездила на мастер-классы к столичным мастерам макияжа в крупные города: Киев, Днепропетровск. К нам в Луганск никто не приезжал. Слишком маленький городок. Эти мероприятия собирали по 500–600 человек. Не хочу обидеть московских коллег, но их мастер-классы были очень утонченные, холодные и безумно скучные.

А Париж был другим?

— Да, он был другим. Там было безумно интересно и эмпатично. Там не унижали студентов. В русской школе макияжа к нам часто относились пренебрежительно, как к неумехам. В то время это было нормой. Могли сказать, что у тебя кривые руки. В Париже же была эмпатия и легкость. Никакого высокомерия. В один из дней я увидела, как красивый мужчина ходит и убирает за нами столы. Мне потом сказали, что это знаменитый художник, который создал грим для фильма «Аватар» и других голливудских блокбастеров. В нем не было никакого пафоса, вот так легко и естественно он помогал нам, студентам. В Париже мы получили возможность дотянуться до звездных визажистов мирового уровня.

В Париже я познакомилась со всеми чемпионами мира по макияжу. Мы до сих пор дружим, а они часто вспоминают мои веселые приключения в Париже.

Когда вернулась на родину, у меня горели глаза, я поняла, какую мейкап-школу хочу сделать. Поездка окупилась за несколько месяцев, потому что ко мне выстроилась очередь клиентов. Весь город гремел.

Про переезд в Москву и встречу с отцом

— В 2014 году я переехала в Москву. Америка нам тогда не светила, потому что накоплений было $2 тыс.

Я поселилась в однокомнатной квартире. У меня была достаточно активная страница «ВКонтакте» — много подписчиков по тем меркам. Я выкладываю: «Я в Москве. Веду курсы, жду вас на макияж» — и мне сразу пишет какое-то число людей. Говорят: «Мы придем на курсы. Сколько стоит?» Они стоили 25 тыс. руб., что было гораздо ниже московских цен — 50 тыс. руб. Для меня 25 тыс. руб. были хорошими деньгами. Три-четыре ученика в месяц — и уже можно закрывать какие-то вопросы.

В течение первой недели у меня было три или четыре ученика. Святые люди, я до сих пор им очень благодарна. Они поверили, приехали, представляешь? На «Бульвар Дмитрия Донского», последнюю станцию метро, и от нее еще нужно было ехать до квартиры, в которой я вела эти уроки, на автобусе от 20 до 40 минут в зависимости от пробок. В однокомнатную квартиру без ремонта ко мне приезжали модели, безумно красивые девчонки, то есть все луганчане, которые здесь были. В те дни я сразу поняла, что здесь есть будущее и очень большие масштабы.

Буквально в первый месяц ко мне стали приезжать все мои друзья, знакомые. «Очень хочется есть, переночевать негде. Я тоже в Москве. Можно я у тебя побуду?» Так в нашу однушку набилось семь человек — моих бывших сотрудников, коллег, друзей. У нас была такая компания — парикмахер, фотограф, то есть все творческие люди. Мы же приехали с уверенностью, что мы звезды местного масштаба и что в Москве все звезды нам тоже будут открыты. Мы классная команда, но денег на фотостудию нет. Тогда мы узнали, сколько стоила аренда фотостудии в Москве. Даже дороже, чем сейчас…

Про Алену Водонаеву и работу со звездами

Да, потом они как-то подешевели.

— Три-четыре тысячи в час. А она нужна хотя бы на пару часов. То есть ты должен отдать за студию минимум 10 тысяч. Что это для нас? Мы в семером живем в однушке за 15 тыс.руб. Какие-то несусветные деньги! Мы начинаем писать звездам, артистам: «Здравствуйте! Вот мы…»

А где вы писали? В Instagram*?

— В Instagram*, конечно. Тогда у нас было 2 тыс. подписчиков — на тот момент хороший социальный капитал. Мы были уверены, что в своем поле мы суперпопулярны, знамениты, и здесь нас тоже все очень ждут. Хорошо, что мы были молоды, потому что сейчас, в этом возрасте, я уже не смогла бы так поступить. Я, наверное, не прошла бы весь этот путь. Мы писали звездам: «Здравствуйте! Мы хотим вас накрасить, причесать, сфотографировать. С вас только оплата фотостудии. Вы же просто всегда мечтали о нашей фотосессии!» Нас все слали в далекий край. Никто не соглашался, но мы не отступали.

В первый месяц мы дошли до Алены Водонаевой, и она стала нашим большим скачком. На нее, очень популярного блогера, подписались 200 или 400 тыс. человек, что тогда для Instagram* было очень много. Даже у Ольги Бузовой было сильно меньше. Мы провели для нее фотосессию, она как-то влюбилась в нашу историю. «Вы луганчане» — она по-человечески нас так поддержала. «Я вас сейчас со всеми познакомлю» — и познакомила. Вот за это ей большое человеческое спасибо — она нас рекомендовала, сказала: «Классная команда, этим ребятам вы можете доверять». Это самая важная рекомендация. Нас начали везде звать.

Я приехала в Москву в октябре или ноябре 2014 года. В декабре мне позвонил мой учитель по макияжу, израильтянин Феликс Штейн. Я много раз проходила у него курсы по макияжу. Он мне звонит и говорит: «Я с мастер-классом в Москве. Хочу познакомить тебя с ребятами. Приходи». Я прихожу на его мастер-класс и вижу очень красивое помещение под школу макияжа у станций метро «Тверская», «Пушкинская», прямо на Патриках.

Феликс меня рекомендует, говорит: «Эта девчонка как танк, она прет везде. Она сделает вам классный бизнес». Знакомит меня с Катей, владелицей этого бизнеса, девчонкой, которая приехала из Америки и привезла американскую мечту — открыть модную школу макияжа, как в Нью-Йорке. Она сделала это помещение, но она не визажист. У нее не сложились отношения с каким-то партнером, а помещение осталось. В общем, на следующий день мне дают ключи от этого помещения. Мы договариваемся, что у каждого из трех партнеров — у нее с молодым человеком и у меня — по 30%, и я делаю бизнес в их помещении.

Мы просуществовали четыре месяца, но общие взгляды у нас не сложились. Потом этот проект закрылся. Но я вышла из него с пониманием того, как должна выглядеть классная школа макияжа и что теперь я не хочу школу где-нибудь в подвале за МКАДом, чтобы люди ехали туда три часа. То есть эта картинка у меня сложилась.

Про деньги на бровях и Nikk Mole

И ты сделала первый продукт.

— Да, здесь был создан первый продукт — паста для бровей. Изначально я делала ее для своих учеников. Когда человек приходит в профессию, он юрист, бухгалтер, экономист и рисовать не умеет, в частности, нарисовать брови с первого раза краской на лице. А краска не стирается. Если мы нанесем краску на кожу, и это будет неровно, то модели придется такой некрасивой уйти. Все от этого расстраивались. В макияже же все просто: можно потереть — и все будет хорошо, а в бровях не так.

А где ты это производила?

— Мы нашли маленькое контрактное производство. То есть мы с большими амбициями сначала прошлись по всем контрактным площадкам. Я понимала, как это технически сделать, потому что много работала с гримом. Ну и в целом визажисты старой формации — это те люди, которые знают, что можно смешать несколько продуктов, чтобы получить что-то необходимое. Когда я работала в колледже культуры гримером, то там, естественно, никаких материалов у нас не было, это государственное учреждение. Вот чтобы сделать шрам, нужно смешать клей ПВА, яйцо и туалетную бумагу.

В общем, старая школа тебе помогла?

— Старая школа мне очень сильно помогла. Я точно знаю, как делаются какие-то продукты базово и легко. Мы начали ходить по контрактным производствам, и все такие: «Так, минимальная партия 100 млн штук. А вы, вообще, кто? Мы с вами даже дело иметь не будем». Но нашли одно маленькое производство, которое сделало нам первую небольшую партию. Мы закупили упаковку в Польше, привезли ее, сделали первые партии и так начали продавать.

Про производство косметики в России

Хочу, чтобы ты похвасталась. Расскажи, насколько огромный у тебя сейчас бизнес.

— Очень приятно. Сейчас у меня два бренда косметики — Nikk Mole и Ekko Beauty. На два бренда у нас 500 SKU косметики. В некоторых категориях в бровях мы много лет номер один по продажам на российском рынке. У нас собственное производство в Москве.

У тебя собственный завод?

— Собственный завод.

Огромный. Я видела фотографии, видео. Это супервпечатляюще.

— Это новое производство, строительство которого мы закончили только в этом году. Это еще одна реализованная мечта, которая казалась несбыточной. Сейчас у нас общая производственная площадь — 3 тыс. кв.м.

Что много для косметики.

— Да, для косметики и, в целом, для небольшого бизнеса. То есть я пока не считаю нас огромным бизнесом, потому что большой бизнес — это L’Oréal.

Про дело жизни

Класс. Просто представляешь путь из Луганска, из квартиры, из однушки до своего завода 3 тыс. «квадратов» в Москве!

— На самом деле я даже не могу проложить сейчас эту нить, этот путь. Мне кажется, это какие-то две разные планеты.

А что это? Это случайность, это твоя какая-то мечта большая? Почему так сложилось?

— Это большая мечта, это большой труд и упорство. Это настойчивость, потому что для меня не существует закрытых дверей. Я буду идти, идти и еще раз идти, пока все двери, которые мне нужны, не откроются. Для меня не существует слова «нет» вообще ни в чем. При этом я всегда про экологичность к себе и другим. Я не про то, чтобы пойти где-то по головам, чтобы сделать кому-то плохо или неприятно. Но я не могу назвать это случайностью, потому что, наверное, каждый шаг был моим осознанным выбором, и мне ничего не давалось легко. То есть я всегда, наверное, легко об этом говорю, но все это много слез, сложностей, трудностей. Нас много раз обманывали на деньги, много раз что-то терялось, портилось, исчезало на границе. Много всего случалось. Но победителя от проигравшего отличает то, что победитель встает каждый раз.

А ты себя считаешь предпринимателем? Или для тебя это творчество? Потому что я сейчас слушаю, и у меня есть свой ответ. Вот как ты про это думаешь?

— Ты знаешь, я, наверное, считаю себя творческим предпринимателем. Потому что, наверное, предпринимательству нельзя научиться. Я делаю это интуитивно. И я делаю это по любви. Честно, я не видела для себя никакого другого пути. Я для себя поняла очень рано, что нужно заниматься тем, что ты очень любишь. И если ты занимаешься тем, что тебя не драйвит, то добиться успеха в этом, наверное, можно, но очень сложно.

* Организация Meta, а также её продукты Instagram и Facebook признаны экстремистскими на территории РФ