«У женщины лучше быть последним, чем первым»: Александр Цыпкин о детстве, успехе и творчестве

«Был мем, что семья — это мама, сын и бабушка»

 Сегодня мы хотим поговорить с тобой о женщинах. Ты первый мужчина в нашем подкасте, так что у тебя очень ответственная роль.

— Черт, я все провалю!

Как мы выяснили, лучше быть последним, чем первым.

— Да, у женщины лучше быть последним, чем первым.

Мы смотрим сериал «Беспринципные», читаем твои книги. У тебя классные женские образы, и видно, с каким уважением и любовью ты относишься к женщинам. Как ты находишь эти образы и вдохновение, чтобы потом они появились в текстах или сценариях?

— Действительно, мое отношение к женщинам уважительное. Я стараюсь обо всем писать с большой любовью, даже если героиня не всегда совершает благовидные поступки. Я вообще люблю своих героев, и к людям у меня такое же отношение. Сегодня очень много фильмов и сериалов, в которых показана вся человеческая мерзость. Мне кажется, таким образом люди выбрасывают на публику свои взгляды, невроз и неудовлетворенность. Мне не хотелось бы этого. Я хочу, чтобы после каждого спектакля или фильма люди чуть больше верили друг в друга, чем до.

Саша запретил нам сегодня говорить про личную жизнь…

— Тем не менее. Само собой, конечно, в мою нейросеть было загружено больше женских образов. Мне всегда нравилось изучать, как устроен ваш мир. Я провел огромное количество разговоров просто так, а не с целью чего-то там. К тому же я воспитывался в такой семье. Знаешь, был мем на тему, что полноценная семья — это мама, сын и бабушка. У меня не совсем так, но родители развелись, когда мне было 11 лет. Мои отношения с папой были прекрасными, они до сих пор восхитительные. Но с того возраста я жил с мамой, прабабушкой и прадедушкой. Еще у меня две очень мощные бабушки. Они живы до сих пор. Мне скоро 50, а у меня до сих пор живы бабушки.

Мы регулярно читаем о них.

— Они забирали меня на все каникулы и выходные. Я провел с ними очень много времени. Это, естественно, привело и к каким-то негативным паттернам в моей голове. Но тем не менее мне всегда было интересно, какие они. Когда я родился, они были молодыми — чуть больше сорока. Их жизнь сложилась очень непросто и с точки зрения личных перипетий, и с точки зрения биографий людей, живших в Советском Союзе. Они застали войну и потом развал СССР. Получилось, что в семье было много женщин, на которых интересно смотреть. Я еще не всех перечислил. Когда я родился, были живы все прабабушки, прадедушки, бабушки и дедушки. У меня шесть родных и двоюродных младших сестер. Почти все мы выросли, считай, в одном доме. У меня очень теплые отношения с ними, я — старший брат. Это еще шесть образов.

Плюс, естественно, ты с юности пытаешься кого-то запутать. А как можно запутать, когда у тебя нет ни денег, ни внешности толком, вообще — ничего? Естественно, уболтать. Какие-то разговоры потом перерастали в отношения, в брак или просто в дружбу, а это очень много. Они, конечно, дали мне большой объем материала для будущих рассказов.

Я вообще не собирался становиться писателем. Просто, наверное, я иду вглубь головы — и там появляются образы. В спектакле «Жил. Был. Дом» у меня тоже есть несколько женских образов. Хотя мужских там больше, чем обычно.

О любимых женских образах

Какой из созданных тобой женских образов самый любимый?

— Сейчас подумаю. Знаешь, их столько создано… Я очень люблю образ Лены Лядовой из «Что делать женщине, если…». Там два сезона — и в каждом своя история. Понятно, что «Беспринципных» мы пишем командой, «Министерство всего хорошего» писали командой. А вот в сериале «Что делать женщине, если…» максимальное количество исключительно моих текстов.

Я люблю бабушку из «Томатного сока», рассказа, который во многом сделал меня известным. Я очень люблю пожилую женщину, Марию Боголюбскую, из спектакля «Интуиция». Она прожила 37 лет в одиночестве и об этом рассуждает.

Понятно, что я люблю Валю Люкс, уже ставшую практически культовой. Не то чтобы я часто такую встречал. Это собирательный образ, составленный, в том числе, из тех, которые мне попадались. Но в целом, конечно, он все равно во многом придуман «из головы». Да, там есть «детали» разных женщин, с которыми я был в тех или иных отношениях. Всегда интересно наблюдать, с одной стороны, за сильной женщиной, а с другой — такой, которая все равно любит своего обалдуя Петюню.

Я очень люблю Ангела из «Свободы воли». Ее образ и поступок.

«В мире мало тех, у кого жизнь удалась»

В России есть сценарные планы жизни женщины, которые называются «Выйти замуж, родить минимум двоих детей, всю жизнь терпеть своего прекрасного мужа и, может быть, развестись». Последнее — редкая история, скорее — нет. В твоих произведениях женщины бывают совершенно разными, и ты на самом деле показываешь это разнообразие. Ты говоришь, что классно, когда у женщины есть карьера, но она остается женщиной. При этом существуют совершенно разные женщины. Женщины, которые выбрали путь домохозяйки, прекрасной матери, и те, которые построили бизнес. Каждый раз это выбор «Кем я хочу быть?». А ты говоришь о некоем балансе, что можно иметь и то и другое.

— Можно. Я просто знаю примеры.

Но их мало.

— Их мало. Слушай, в мире вообще мало тех, у кого жизнь удалась. Людей, которые к 70–80 годам могут сказать: «У меня получилось».

А что должно быть в жизни человека, чтобы он в этом возрасте сказал: «Жизнь удалась»?

— Я регулярно задаю этот вопрос людям 70–80 лет и всегда получаю один и тот же ответ. Это комбинация самореализации как личности, профессионала и самореализации в семье. Мне попадались люди, которые добились успеха либо в одном, либо в другом. Все они жалели об отсутствии самореализации.

С другой стороны.

— Да, с другой стороны. Кстати, для женщины самореализация в семье — это не всегда, например, дети. Мне посчастливилось: я несколько раз очень долго и подробно разговаривал с Майей Плисецкой. Понятно, что Майя Михайловна была реализована в карьере, но при этом и в большой, сильной любви с Родионом Константиновичем Щедриным.

Вот две составляющие. Потому что человек — вообще такое подлое существо. Если у него чего-то нет, он думает: а почему же у меня этого нет? Может, ему это и не надо. Но тем не менее мы хотим, чтобы у нас было всё. Соответственно, всё — это семья и карьера.

Случается ли, что у женщины есть дети, но она оказывается нереализованной в них? Такое бывает. Ужасные отношения, она просто не общается с этими детьми. Это очень тяжело. Сам факт наличия личной жизни еще не означает самореализацию.

У меня есть разные примеры. Так, женщина живет со своим мужем до самой старости, и они счастливы. При этом брак не первый, у них нет своих детей. Есть примеры, когда у женщины дети, внуки, правнуки. Она в абсолютной любви, но у нее последние несколько десятков лет нет мужа — это тоже реализованность. Если копнуть глубоко и спросить: «Переживаешь ли ты, что у тебя так?», — конечно, человек будет переживать, это нормально. Но добавит: «Зато у меня вот такое счастье». Или других спросить: «Переживаете ли вы из-за того, что столько лет вместе, уже старость, дети от предыдущих браков есть, а своих нет?», — тоже будут.

Но все-таки наибольшее разочарование, насколько я могу судить, вызывает отсутствие личностной реализации. Речь не обязательно о карьере, а о любой реализации себя, своего потенциала. Когда человек говорит, что мог бы стать ученым или построить большую карьеру в бизнесе, быть тем-то и тем-то, но у него по разным причинам не получилось. С таким сталкиваешься постоянно. У мужчин, на мой взгляд, это очень часто связано исключительно с деньгами. Знаешь, как мужчины говорят: «Вот я обеспечил, у меня все нормально»? А женщина смотрит чуть шире, чем деньги. Ей нужно больше. Может, потому, что вы рожаете детей, по сути дела — оставляете след. Мужчина делает это через вас, он не может сам по себе оставить генетический след.

Наверное, ваша задача шире. У вас задача — оставить чуть больший след, чем просто обеспечить своих близких. Потому что так уж сложилось. Последнее — все-таки, скорее, задача мужчины. Вот если мужчина не может обеспечить близких, у него начинается большая внутренняя драма. А женщины, насколько я могу судить, после 40–50 лет гораздо чаще начинают заниматься творчеством, новыми направлениями, резко меняют жизнь, идут на курсы психологии, живописи — на что угодно. Все время делают новое. Таких мужчин меньше. Они, вероятнее всего, перестанут бухать, пойдут в спорт, причем с той же степенью одержимости, и начнут всё замещать. Чем круче товарищ был на алкоголе, тем он…

О внутреннем чувстве успеха

А ты себя правда сравниваешь с другими?

— Слушай, все мужчины себя точно сравнивают, конечно. Я восхищался их достижениями, понимал, что они очень далеко ушли хотя бы по материальному признаку. А с другой стороны, у меня вся семья — врачи. И, допустим, вообще неважно, сколько зарабатывает мой отец. Он жизни спасает. Притом что он обеспечивает семью и вообще себя хорошо чувствует. И нет никаких вопросов. Это к вопросу о том, как живут врачи. Папа в обычной поликлинике после смены может таких людей принимать, у которых вот совсем нет денег. Он говорит: «Я врач, я должен и таких принимать».

Папа действительно очень хорошо обеспечивает свою семью, он — опора. Но даже если бы он получал 30 тыс. руб. в месяц, к нему все равно не было бы никаких вопросов. Он людей спасает в прямом смысле этого слова. А я вроде бы и деньги не заработал, и… ну, пиаром, там, занимаюсь. Ну, хорошо. И где вот это все? А у меня прадедушка — профессор, дедушка — академик. Папу весь город знает.

И, конечно, у меня был этот комплекс. Сейчас я медицинский вопрос закрыл тем, что работаю в трех благотворительных фондах, отдаю туда очень много энергии, денег и всего остального. Творчески я закрыл все, никаких вопросов нет, а пальчики — вот они. Есть другие вопросы, понятно, очень много чего еще нужно сделать.

От этого, знаешь, ушли все вот эти ненужные детские понты. Когда ты никому ничего не пытаешься доказать, ты становишься спокойней. Спокойнее реагируешь на критику. Что бы мне сейчас ни написали, я говорю: «Ну, о’кей, у тебя такое мнение».

О появлении «БеспринцЫпных чтений»

А как ты это вообще придумал, всю эту историю? Это же такая неочевидная штука. У нас писатель — так писатель, сценарист — так сценарист, и никто из них не суперпопулярен, такого нет. Это же довольно теневые профессии.

— Это правда, да.

Что это? Опыт пиарщика?

— Это тщеславие. Мне хотелось быть на сцене. Мне захотелось быть, условно говоря, актером. Я сам себе придумал театр. Но и в этом театре играют лучшие актеры нашей страны. Вот кого ни возьми — практически все уже так или иначе отыграли. От Константина Хабенского до Данилы Козловского, от Юры Борисова до Кати Шпицы. Молодое поколение, поколение постарше.

Я придумал читать рассказы со сцены на презентации книжки. По-моему, ты на ней была.

Я была на твоем самом первом чтении в Московском доме фотографии.

— Мне захотелось сделать классную презу книги, захотелось самому все это прочесть. И читал, как ты помнишь, я не очень хорошо тогда.

Ну, слушай, тогда это было прекрасно. Это было так давно.

— А дальше мне повезло, я встретил свою глубоко беременную подругу Настю Приц из Питера, которая со своей дикой энергией сказала: «Давай из этого сделаем что-нибудь большое». Она договорилась с «Гоголь-Центром». Вот поэтому я бесконечно благодарен Кириллу Серебренникову за то, что он в свое время пустил нас в «Гоголь-Центр». Это имело очень большое значение. Тогда как-то началось привлечение к этому всему движению других авторов — Саши Маленкова, Саши Снегирева.

Но что мы придумали нового, чего до нас не было? Были ли чтения со сцены? Конечно, были. Жванецкий, Альтов и так далее. Не было чтения драматических историй, потому что у меня всегда программа — половина комедия, половина драма. Это важно. И не было ситуации, когда автор и актер на сцене чередуются. И вот это создало абсолютно уникальную возможность для зрителя увидеть великих русских актеров в совершенно других обстоятельствах.

Потому что выходящая на театральную сцену Аня Михалкова — это героиня. А у нас Аня Михалкова вышла и практически как мама сказку на ночь прочитала. Или когда приходишь смотреть спектакль в МХТ, ты видишь Константина Юрьевича Хабенского в образе. Ты не видишь самого Константина Хабенского. Приходя на чтение, ты видишь — вот он. Мы приходим, болтаем, и дальше он погружается в рассказ, играет сразу несколько ролей. И вот этого никто раньше не делал. Я не понимаю до сих пор, почему никто другой не сделал. Потому что, опять же, с точки зрения коммерческого успеха, это же уникальная история.

Билеты в театр стоят столько же, сколько и на нас.

О планах на будущее

Очень сложно совместить бизнес и творческую составляющую. Практически невозможно. Тебе повезло, что у тебя была карьера до, когда ты разобрался, что такое бизнес, и есть большая творческая составляющая, которая у тебя внутри. У тебя внешнее с внутренним в какой-то момент нашли друг друга. И поэтому такой успех, который невозможно повторить.

А что дальше? Уже есть сериалы, есть театр. Куда еще пойдет Саша Цыпкин?

— Я выйду за пределы России.

Пойдешь в другие страны?

— Да, конечно. У меня уже вышел в Америке альбом на iTunes, где американские актеры и лауреаты всех премий, кроме Оскара, — «Золотой глобус», «Эмми», «Грэмми» — читают мои рассказы. Они здесь не так известны, это в основном театральная история, но в Америке их, конечно же, знают.

Для меня вопрос был не в том, насколько там это выстрелит, не выстрелит, я вообще не вкладывался никаким образом. Мне было важно, чтобы они согласились прочесть, потому что они все читали практически на дружеских началах. Во время ковида сами запирались там где-то и наговаривали.

Мой товарищ Пол Лазарус, который известен тем, что был одним из режиссеров сериала «Друзья», всем прислал истории: «Ребят, если вам не сложно, прочитайте, пожалуйста». Там были просто минимальные гонорары, просто из уважения. Ты понимаешь, это люди, которые, поверь мне, могут позволить себе очень многое, потому что они до сих пор на ведущих театральных постановках. И они все согласились. Все десять человек, им всем понравились истории. Для меня важно было понять, что эти истории там работают. Поэтому следующий этап — это выход на международные рынки.

Со спектаклями это будет, со сценарием, с рассказами, я пока не знаю, посмотрим. Я пока не могу тебе точно сказать. Это раз. Продюсирование новых проектов — это два. У меня много задумок по новым историям. Сейчас мы объявили с «Марс Медиа» и Рубеном Дишдишяном, что будем делать новый большой проект про любовь робота и человека. Не человека к роботу, а робота к человеку.

Как она появляется? Мы создаем новую сущность, искусственный интеллект. Дальше, понятно, он соединится с антропоморфным роботом, и это будет новое существо. А мы это существо наделяем какими-то собственными возможностями. И даем, в том числе, эмоции. Появятся у них эмоции, не появятся? Появятся ли у нас к ним эмоции? Эта тема сейчас очень популярна. И, соответственно, вот это мне хочется раскрывать, мне это интересно. Но завтра может появиться еще что-то новое.

Вопрос, естественно, в том, чтобы это приносило достаточное количество денег, чтобы я мог себя спокойно чувствовать с точки зрения обеспечения всех тех, кто находится от меня в некой форме зависимости. Нуждается в некоей форме помощи и так далее. Потому что мне самому не очень много нужно. У меня собственных каких-то активов, которые доказывают что-то, особо нет. Я все равно не буду олигархом, кому мне что доказывать?