Кейс I-Brain

В 2010 году Константин Сонькин вместе с коллегами определил перспективную нишу нейрокомпьютерных интерфейсов. Разработки в области искусственного интеллекта уже тогда справлялись с большими данными — но ИИ практически не применялся для расшифровки сигналов человеческого мозга. Для амбициозных ученых это был шанс: решили применить искусственный интеллект для анализа интеллекта естественного. Команда нейрофизиологов и разработчиков искусственного интеллекта приступила к исследованиям, а позже к ученым присоединились предприниматели.

Столь перспективная технология могла найти применение в образовательной, развлекательной и гейминг-индустрии. Однако команда Сонькина решила пойти в здравоохранение, разработав инструмент для реабилитации постинсультных пациентов. «Мы — и как ученые, и как бизнесмены — заточены на то, чтобы решать настоящие проблемы: быть горьким лекарством, а не витамином, — объясняет Сонькин. — Первопричина инсульта — в нарушении работы головного мозга. При этом лечат его, как правило, физиотерапией и массажем, то есть работой с мышцами конечностей. Мы решили снабдить специалистов решением, которое в совокупности с классической терапией помогло бы восстановить нормальную работу мозга».

Научные исследования велись около 9 лет и продолжаются до сих пор. Однако история i-Brain как компании началась всего полтора года назад. За это время стартапу удалось привлечь институциональные инвестиции, позволившие создать прототип, запатентовать технологию и расширить команду. В 2018 году i-Brain прошел отбор Сбербанка и 500 Startups в первый российско-американский совместный акселератор. Сейчас компания находится в процессе инвестиционного раунда, планируя привлечь необходимую сумму для развития на международном рынке. Пилотные испытания нейрокомпьютерного интерфейса проводятся как в российских клиниках, так и за рубежом — в испанской сети реабилитационных центров Sablis.

Мы сразу же столкнулись со скептицизмом в здравоохранении. Однако наша задача и не состоит в том, чтобы продать технологию всем и во что бы то ни стало. Мы хотим создать продукт, который бы нашел product market fit и стал ответом на острую необходимость. Сфера реабилитации очень медленная и требует времени. Ее законы нужно уважать и принимать.

Завоевать доверие нам помогают визионеры. Нас поддерживают частные реабилитационные центры, которые внедряют нашу технологию, и мы вместе проводим клинические апробации.

Наши партнеры понимают, что технология требует доработки и обкатки. Именно они помогают нам превратить прототип в реально работающее клиническое решение.

После преодоления первых препятствий вход в индустрию будет легче. Мы поставили очень многое на карту научного исследования, и, по крайней мере, готовы себе сказать: мы сделали все, что в наших силах. Уверен, что технология — даже если не будет введена нашим стартапом — послужит мощным толчком развития и такого рода решения войдут в рутинную клиническую практику.

Мы ожидали, что врачам будет интересно и важно иметь возможность глубокой настройки системы. Однако на деле все оказалось совершенно не так. Машина должна все делать сама, вовлекать пациента в процесс реабилитации вне зависимости от присутствия персонала — чтобы человек мог эффективно проводить время без постоянных подсказок. У врачей нет времени разбираться с хайтеком, должно быть так: надел, нажал три кнопки — и поехало.

Понять это нам помогают клинические апробации. В случае совместных испытаний и исследований мы обеспечиваем пациентам и врачам возможность работать с инновационной технологией без дополнительной оплаты — иначе говоря, субсидируем установку оборудования и его обслуживание.

Мы ощутили нехватку специалистов в сфере высокотехнологичной реабилитации. Это приводит к тому, что большинство пациентов не охвачено процедурами, даже пребывая в стационаре. Индустрия нуждается в решении, которое бы не требовало постоянного присутствия высококвалифицированного персонала.

Результаты апробации комплекса в Испании таковы: 80% испытуемых, использовавших нейроинтерфейс, продемонстрировали нормализацию сигналов мозга, управляющих движениями. При этом спустя 3 недели у 20% из них уже наблюдались улучшения моторики. Важно отметить, что испытания проводились с участием хронических пациентов, достигших «плато» и оставшихся инвалидами.

До 50% успеха реабилитации зависит от мотивированности пациента. Человек должен иметь четкое представление о собственном прогрессе в лечении, более того, быть непосредственно вовлеченным в реабилитацию.

Вовлекать пациентов в процесс нам помогают игровые приложения. Для пожилых людей есть фруктовый сад: человек силами моторного воображения управляет движениями конечностей аватара и срывает фрукты с деревьев. Для молодого поколения — соревновательные приложения. Если помните, была такая игра на Dendy, где надо было сбивать уток. У нас игра такого же свойства — только уток надо сбивать усилием мысли. Это тренирует и активирует нарушенные нейрональные связи в моторном кортексе головного мозга.

Потихоньку мы понимаем, как сделать наше решение доступным для любой клиники. Чтобы с продуктом могли работать не только в ведущих реабилитационных центрах, которые могут обеспечить постоянное вовлечение персонала. В будущем все нужно сделать намного проще и легче.

Мне казалось, что в России есть компании куда более достойные по объему продаж и темпам развития бизнеса. Тем не менее мы отобрались в топ-30 из 840 заявок. Скорее всего, свою роль сыграло то, что мы делаем действительно передовую научную технологию. Причем начали заниматься этим раньше Маска и Цукерберга — значит, обладаем видением.

Один из самых крутых акселераторов в мире привез своих партнеров в Москву. Это был наш шанс: команда училась заострять ценностное предложение, разрабатывать правильные бизнес-модели — вообще, строить бизнес в России и за рубежом. Не бояться идти к потребителю с сырым продуктом и задавать вопросы.

В процессе акселерации хотелось сформировать бизнес-модель, устойчивую и востребованную на мировом рынке. До акселератора мы были локальным российским проектом.

Бизнес-модель всегда адаптируется под требования конкретного региона. Зададимся вопросом: мы в России готовы платить за медицинские услуги? Мы вообще готовы платить за реабилитацию?

Концепция американского этапа акселерации звучала так: могут ли инновационные проекты из России найти место в Кремниевой долине? Нам помогали понять, как из локального проекта стать компанией, говорящей на одном языке с основными рынками — Америкой и Европой. Сейчас это 80% всей постинсультной реабилитационной индустрии. Россия занимает примерно 0,5%.

Мы развивали мировоззрение. Воркшопы и лекции в Калифорнии были не про бизнес-модель даже, а про ответственность, кооперацию, уверенность — про то, как написать такой e-mail из трех предложений, чтобы тебе не смогли ответить «нет».

В результате мы решили сконцентрироваться на повышении количества внедрений. Как раз в период акселерации удалось договориться об апробациях в Испании. Это было важным этапом на пути к европейскому рынку.

Российский стартап, работающий с мозгом налогоплательщиков в ЕС и США, имеет небольшие шансы на успешное внедрение. Поэтому нам необходимо было получить признание в стране, которая более других открыта к инновациями и считается лидером индустрии. Такой страной является Израиль.

Очень плотно уже несколько лет я сотрудничаю с передовыми научными и клиническими организациями в Израиле. Мы идем через Израиль как через эксперта и выходим в Европу, где стареющее население — это острая проблема, а население платежеспособно. Там люди привыкли платить из собственного кармана.

В США сложнейшая система здравоохранения с кучей страховых компаний и режимов, которые мы скрупулезно разбираем. Рынок там большой и спрос высокий — просто сделать нужно виртуозно, поэтому США на третьем месте.

В Америке подобный нашему проект будет пользоваться огромным спросом: там все сходят с ума по биохакингу. Люди пытаются вмешаться в работу организма и мозга, сделать его более эффективным: спать меньше, лучше сосредоточиваться, увеличивать свои спортивные способности. Когда я говорю, что PhD в computer science и последние 8 лет посвятил себя именно нейронауке, то вызываю ажиотаж.