«Выигрывает тот, чьи руки крепче связаны». Почему нелогичные на первый взгляд поступки приводят нас к успеху (а мозг хитрее, чем нам кажется)

Что такое рациональность? Кажется, ответ лежит на поверхности: способность мыслить разумно, здраво и логично. Но современный человек, несмотря на миллионы лет эволюции, часто идет против логики и — добивается успеха. Неужели разумный подход изжил себя? Или на самом деле нелогичность — это и есть новая рациональность, а мозг устроен хитрее, чем нам кажется?

Об этом в своей книге «Рациональность: что это, почему нам ее не хватает и чем она важна» рассуждает профессор психологии Гарвардского университета, специалист в области когнитивных исследований Стивен Пинкер. Книга выходит в издательстве «Альпина Паблишер» в ноябре, Inc. публикует ее отрывок.

Счастье не знать

Одиссей, чтобы не поддаться чарам сирен, приказал привязать себя к мачте, рационально лишив себя возможности действовать, а вот его моряки залили себе уши расплавленным воском и тем самым рационально лишили себя возможности узнать. На первый взгляд это кажется странным. Считается, что знание — это сила и лишним не бывает. Богатым, например, быть лучше, чем бедным, потому что, если ты богат, ты в любой момент можешь раздать все деньги и превратиться в бедняка; по той же логике нам кажется, что знать — лучше, чем не знать, потому что всегда можно отказаться что-либо предпринимать по поводу этого знания. Но оказалось, что это не так, — и это один из парадоксов рациональности.

Очевидный пример — фраза «Осторожно, спойлеры!». Нам нравится наблюдать за развитием сюжета от завязки к кульминации и развязке, и мы не хотим испортить себе удовольствие, узнав концовку заранее. Если матч не получилось увидеть в прямой трансляции, болельщики, которые хотят посмотреть его в записи, изолируют себя от всех средств массовой информации и даже не общаются с приятелями, которые могут проболтаться, чем закончилась игра. Многие будущие родители не хотят узнавать пол ребенка до родов, желая приумножить радость момента. В подобных случаях мы рационально выбираем неведение, потому что знаем, как работают наши непроизвольные положительные эмоции, и организуем события таким образом, чтобы усилить удовольствие, которое они нам дарят.

Исходя из тех же соображений и понимая принцип действия отрицательных эмоций, мы иногда лишаем себя информации, способной причинить боль. Многие клиенты генетических лабораторий понимают, что им лучше не знать, приходится ли им кровным родственником человек, которого они считают отцом. Многие решают не узнавать, унаследовали ли они доминантный ген неизлечимой болезни, убившей кого-то из их родителей. С этим все равно ничего не поделаешь, а знание о ранней и ужасной смерти только омрачит остаток отведенного им срока. Если уж на то пошло, большинство из нас заткнуло бы уши, если бы оракул пообещал сообщить дату нашей смерти.

Мы ограждаем себя и от знания, способного помешать мыслить здраво. Присяжным нельзя знакомиться с недопустимыми доказательствами вроде слухов, показаний, данных под принуждением, или результатов обыска без ордера: человеческий разум не способен проигнорировать эти «ядовитые плоды отравленного дерева». Добросовестные ученые невысоко ставят собственную объективность и проводят клинические исследования в условиях двойного ослепления, чтобы не знать, кто из пациентов принимает лекарство, а кто — плацебо. Они отдают свои статьи на рецензирование анонимным экспертам, лишая себя любой возможности отомстить, если рецензия окажется отрицательной; в некоторых журналах к тому же зашифровывают имена авторов статьи, чтобы не подвергать рецензентов соблазну отплатить за услугу или свести счеты.

Во всех этих ситуациях рациональные агенты выбирают неведение, стремясь обойти свои собственные не вполне рациональные предрассудки. Но иногда мы выбираем неведение, чтобы нашей же рациональностью не воспользовались наши рациональные противники, — чтобы они никак не могли сделать нам предложение, от которого мы не сможем отказаться. Можно устроить так, чтобы в час, когда к вам заявится любезный мафиози с угрозами или помощник шерифа с повесткой в суд, вас не было дома. Водитель инкассаторского автомобиля рад объявить о своем неведении наклейкой «Водитель не знает кода от сейфа», потому что в таком случае грабителю незачем угрожать ему, заставляя выдать информацию. Заложнику лучше не видеть лиц похитителей: тогда есть шанс, что они его отпустят. Даже дети, которые плохо себя ведут, знают, что им лучше не встречаться глазами с родителями.

Стратегия беспомощности

Рациональное неведение — один из изощренных парадоксов разума, которые политолог Томас Шеллинг описал в своем классическом труде «Стратегия конфликта» (The Strategy of Conflict, 1960). В определенных обстоятельствах рациональнее быть не только несведущим, но и беспомощным и, что самое странное, нерациональным.

В игре в «Слабó», известность которой принес фильм с Джеймсом Дином «Бунтарь без причины» (Rebel Without a Cause, 1955), два юных водителя на высокой скорости несутся навстречу друг другу по узкой дороге и тот, кто свернет, теряет лицо (ему «слабó»). Оба знают, что другой не хочет погибнуть в лобовом столкновении, и оба жмут на газ, рассчитывая, что противник свернет первым. Конечно, если они оба рассуждают так «рационально», трагедии не избежать. Существует ли стратегия, которая обеспечит победу в игре в «Слабó»? Да — нужно лишить себя возможности свернуть, напоказ заблокировав руль, ну или положив кирпич на педаль газа и перебравшись на заднее сиденье, что не оставит сопернику другого выбора, кроме как свернуть первым. Побеждает игрок, лишившийся контроля. Точнее, выигрывает тот, кто первым отказывается от контроля: если оба игрока заблокируют рулевые колеса одновременно, то…

Хотя игра в «Слабó» кажется апофеозом подросткового слабоумия, с этой дилеммой мы часто сталкиваемся, когда вступаем в торг, — в магазине или в повседневной жизни. Скажем, вы готовы заплатить за автомобиль до $30 тыс. и знаете, что дилеру он обошелся в 20 тыс. Любая сумма между $20 тыс. и $30 тыс. устроит вас обоих, но вы, естественно, хотите максимально приблизиться к нижней границе этого диапазона, а продавец — к верхней. Вы можете опускать цену, зная, что ему выгоднее заключить сделку, чем вообще отказаться от нее, но и он может ее задирать, зная, что и вы находитесь в точно такой же ситуации. Поэтому продавец говорит, что ваше предложение разумно, однако ему необходимо получить одобрение менеджера; вернувшись же, он сообщает, что непреклонный менеджер не разрешает ему продавать авто по такой низкой цене. Или же вы можете согласиться, что цена резонна, но заявить, что вам необходимо получить одобрение банка, однако — вот беда — кредитный специалист отказывается ссудить вам такую крупную сумму. Выигрывает тот, чьи руки крепче связаны. То же самое может случиться с друзьями или супругами, если оба, например, предпочли бы выйти в свет, а не сидеть дома, но вот развлекаться хотят по-разному. Партнер, категорически настроенный против или в пользу какого-то варианта, ну или донельзя упрямый, категорически отказывающийся уступать, добивается своего.

Теория безумца

Угрозы — еще одна область, где отсутствие контроля парадоксальным образом может оказаться выгодным. Проблема с угрозами напасть, ударить или наказать состоит в том, что осуществление угрозы может дорого обойтись, что превращает угрозу в блеф, который легко разоблачить. Чтобы сделать угрозу убедительнее, угрожающий должен быть твердо намерен привести ее в исполнение, отказавшись от контроля — и лишив тем самым противника рычага, воспользовавшись которым тот мог бы в свою очередь угрожать отказом подчиниться. Угонщика самолета, обмотанного взрывчаткой, которая может сработать от малейшего толчка, или протестующих, приковывающих себя к рельсам перед поездом, везущим топливо на атомную электростанцию, уже невозможно заставить отказаться от своих намерений.

Готовность привести угрозу в исполнение может быть не только физической, но и эмоциональной. Вряд ли кто-нибудь захочет связываться с нарциссом, психопатом, вспыльчивым любовником или «человеком чести», который считает нестерпимым оскорблением даже намек на непочтительное отношение и бросается в драку, невзирая на последствия.

Отсутствие контроля может переходить в отсутствие рациональности. Террористов-смертников, уверенных, что их ждет рай, не остановит перспектива смерти.

Считается, что в 1969 г. Ричард Никсон приказал бомбардировщикам с ядерными боеприпасами на борту барражировать в опасной близости к границам СССР, чтобы Кремль заставил своих северовьетнамских союзников вступить в переговоры об окончании войны. Истерику Дональда Трампа, который в 2017 году угрожал нажать свою большую ядерную кнопку и обрушить кары небесные на Северную Корею, можно интерпретировать как очередное приложение той же теории.

Безусловно, стратегия безумца опасна тем, что в нее можно играть и вдвоем, затеяв фатальную игру в «Слабó». Кроме того, сторона, которой угрожают, может почувствовать, что у нее нет выбора, кроме как попытаться смирить безумца силой, отказавшись продолжать бесплодные переговоры. В обычной жизни вменяемый партнер задумается, стоит ли продолжать отношения с безумцем или безумицей и не лучше ли найти себе кого-нибудь поадекватнее. Поэтому-то мы все не ведем себя как безумцы постоянно (хотя некоторым из нас это иногда сходит с рук).

Читать также

Без паники. Как принимать взвешенные решения, когда вас захлестывают эмоции

Убедительными должны быть не только угрозы, но и обещания, и здесь отказ от контроля и рационального личного интереса тоже может быть решением. Как подрядчику убедить клиента, что он заплатит за любой ущерб? Как заемщику убедить кредитора, что он выплатит ссуду? И у того и у другого есть стимул нарушить обещание, когда придет время расплатиться. Решение — внести залог, которого нарушитель может лишиться, или подписать документ, согласно которому кредитор получает право забрать себе дом или автомобиль заемщика. Отказываясь от контроля, люди превращаются в достойных доверия контрагентов. Это работает и в романтических отношениях: как нам убедить объект страсти, что мы не посмотрим ни на кого другого, пока смерть не разлучит нас, если в любой момент нам может встретиться кто-то еще более желанный? Можно убедить его, что мы просто не способны выбрать кого-то получше, потому что мы и его рационально не выбирали — наша любовь непроизвольна, иррациональна и вызвана уникальными, единственными в своем роде, незаменимыми качествами этого человека. Я просто не мог не влюбиться в тебя. Я по тебе с ума схожу. Мне нравится, как ты ходишь, мне нравится, как ты говоришь.

Игры разума

Несмотря на всю старомодность такого подхода, мы должны следовать разуму — и различными неочевидными способами следуем ему. Уже ставя перед собой вопрос, почему нам стоит так поступать, мы внутренне признаем, что это так и есть. Стремление добиваться целей и воплощать мечты не противоречит рассудку; в конечном счете он для того нам и дан. Разум помогает добиваться целей, а заодно и ранжировать их по степени важности, если достичь всех сразу невозможно. Поддаться моментальному соблазну — разумный поступок для смертного существа в изменчивом мире, при условии, конечно, что будущее при этом не дисконтируется слишком резко или чересчур близоруко. Но и в этом случае наше нынешнее рациональное «я» может перехитрить будущее, менее рациональное «я», ограничив его решения, — это основа парадоксальной рациональности неведения, беспомощности, импульсивности и табу. Мораль тоже не независима от рассудка, но вытекает из него, когда эгоистичные представители социального вида беспристрастно разбираются в своих конфликтующих и порою несовместимых желаниях.

Такая рационализация на первый взгляд нерационального может вызывать беспокойство: неужели любую странность или порок можно как-нибудь хитро вывернуть, обнажив ее скрытую логику?

Это неверное впечатление: порой нерациональное — это просто нерациональное.

Они способны загонять себя в угол, пилить сук, на котором сидят, стрелять себе в ногу, сорить деньгами, как пьяный матрос, играть в «Слабó» до трагического конца, прятать голову в песок, назло маме морозить уши и вести себя так, словно, кроме них, в мире никого больше нет.

И в то же время впечатление, будто как ни крути, а разум в конце концов побеждает, не назовешь необоснованным. Разум так устроен: он всегда может взглянуть на себя со стороны, разобраться, правильно ли он применялся, и осмыслить свой успех или провал. Лингвист Ноам Хомский полагает, что в основе языка как такового лежит рекурсия — возможность вкладывать одну и ту же фразу в саму себя неограниченное число раз. Мы можем говорить не только о своей собаке, но о собаке соседа тетки мужа подруги мамы; мы можем сказать не только, что она что-то знает, но и что он знает, что она это знает, и даже что она знает, что он знает, что она знает, — и так далее до бесконечности. Рекурсивные высказывания — не просто способ витиевато выражаться. Мы не развили бы в себе умение говорить фразами, вложенными в другие фразы, если не умели бы обдумывать мысли, вложенные в другие мысли.

Вот в чем сила разума: он способен рассуждать о себе самом. Если что-то кажется нам безумным, мы умеем искать в этом безумии последовательность. Если есть риск, что будущее «я» поступит нерационально, настоящее «я» может его перехитрить. Если рациональное рассуждение сползает в софистику или приводит к ошибке, еще более рациональное рассуждение сумеет это обнаружить. А если вы со мною не согласны — если считаете, что в мою аргументацию вкралась ошибка, — именно разум дает вам возможность не соглашаться.