«Я всегда считал себя трусом. Большая часть моих детских воспоминаний так или иначе связана со страхом: я боялся других детей, боялся покалечиться, боялся опозориться, боялся, что меня будут считать слабаком», — вспоминает Уилл Смит в своих мемуарах. Однако он сумел преодолеть свои страхи и стать одним из самых высокооплачиваемых актеров в мире. Вместе с писателем и консультантом по личностному развитию Марком Мэнсоном, который известен по бестселлеру «Тонкое искусство пофигизма», Уилл Смит рассказывает о советах и событиях, которые изменили его жизнь. На русском языке автобиография «Will» выходит в издательстве «Бомбора». Inc. Russia публикует отрывок.
Взрыв
Мы с Джадой выбились из сил. Прошедшие две недели я пахал как никогда в моей карьере — работать приходилось по шестнадцать часов в день без выходных.
Я был вымотан.
Телефон зазвонил в три часа ночи. Звонки посреди ночи всегда отстой — значит, кто-то угодил либо под арест, либо в больницу, а то и хуже.
— Але? — ответил я слабым скрипучим шепотом.
— ПАЦАН, ТЫ ВИДАЛ, КАКИЕ СБОРЫ? — проревел голос на другом конце провода.
— А? Папа? Ты о чем?
— ТЫ, БЛИН, ВИДЕЛ, СКОЛЬКО ДЕНЕГ СОБРАЛ ТВОЙ ФИЛЬМ? — уточнил папуля.
Только что состоялась премьера «Дня независимости». В Филли было только шесть утра, а фильм уже побил все мыслимые рекорды по сборам. Эта новость гремела на весь мир.
— Пап, три часа ночи…
— ТЫ ВИДЕЛ ХРЕНОВЫ ЦИФРЫ ИЛИ НЕТ? — настаивал он.
— Нет, пап, еще не видел. Джей-Эл мне потом…
— Я ведь говорил тебе, помнишь?! Везения не существует. Ты сам вершишь свою судьбу. Помнишь, как я тебе это сказал?
— Помню, пап. Давай попозже…
— Ты помнишь, помнишь? Нет никакого везения! Только то, чего ты сам добиваешься? Помнишь, да?
— Конечно, помню, пап! Ты все время это повторяешь. Давай потом…
— Помнишь, сын?! Я говорил, везения-то не бывает! Везение — это подготовка и удобный случай! Помнишь, я ведь говорил тебе?!
— Да, папа! Помню!
— Ну так вот, херня это все! Я таких везучих засранцев, как ты, в жизни не встречал!
Мы с папулей за всю жизнь так не смеялись, как в тот момент — нас просто накрыла волна истерического хохота, которая затем превратилась в хихиканье, а потом обратно в истерику. Целые годы разлада между нами стали не то, чтобы оправданы, но каким-то образом сглажены, очищены волнами смеха. Мы просто смеялись, ничего не говоря, добрых десять минут.
Мы с ним никогда это не обсуждали, но «День независимости» в его сознании стал важной победой, признанием. Этот фильм поставил восклицательный знак в конце какой-то его истории о самом себе. В его сознании что-то подошло к логическому концу.
Вскоре после этого он продал ACRAC — с ледяным цехом было покончено. Он начал называть себя «Фреш Кинг» — он почувствовал себя королем.
Следующие десять лет своей карьеры я подгребал под себя всю индустрию развлечений. «Плохие парни». «День независимости». «Люди в черном». «Враг государства». «Дикий, дикий Запад». «Али». «Люди в черном 2». «Плохие парни 2». «Я, робот». «Подводная братва». «Правила съема: Метод Хитча». «В погоне за счастьем». «Я — легенда». И, наконец, «Хэнкок». В общей сложности они собрали в мировом прокате более 8 000 000 000 долларов. И, не хочу показаться занудой, но это сумма почти двадцатилетней давности, когда билеты в кино стоили чуть ли не в два раза дешевле, чем сегодня. С поправкой на инфляцию… Да знаете, в общем-то, неважно.
Две номинации на Оскар: за «Али» и за «В погоне за счастьем». Почти тридцать миллионов музыкальных пластинок продано: «Menin Black», «Gettin’ JiggyWitIt», «Just the Two of Us», «Miami» и «Wild Wild West» лидировали в хит-парадах. И это не говоря уже о заглавной песне из «Принца из Беверли-Хиллз», которая технически тоже считается пластинкой. Если так, то она — самая популярная рэп-песня в истории. Но и это, в общем-то, неважно.
Я забегаю вперед. «День независимости» только вышел в свет. Шестой сезон «Принца из Беверли-Хиллз» готовился к выходу. Я только-только рассчитался по долгам с налоговой. Отныне я не был в долгах, я просто был без денег — настало время зарабатывать.
Фильм «Плохие парни» вышел в кинотеатрах в 1995 году и был вполне успешен. Успех был не оглушительный, но довольно громкий. Я всегда был обычным долговязым придурковатым парнем с огромными ушами. Но вот я просочился на один из премьерных показов «Плохих парней», и во время сцены, где я в расстегнутой рубашке бегу по мосту, услышал, как чернокожая дама лет сорока вслух промурлыкала:
— Ммммм. Ты посмотри, какой сладкий!
Я чуть не завопил: «ТЕТЯ, ВОТ ОН Я, СОБСТВЕННОЙ ПЕРСОНОЙ!».
Так я впервые столкнулся с тем, как женщины сексуально реагируют на мою мужественность. До сих пор, чтобы привлечь женщин, я прибегал к комедии. А теперь меня превратили в сексуальный объект. Это было шикарно. Я думал: ладно, Майкл Бэй, ты был прав, а я нет. Спасибо. Отныне режиссерам придется заставлять меня надеть рубашку.
Мы готовились начать производство шестого сезона «Принца из Беверли-Хиллз», и я как раз подписал контракт на съемки «Дня независимости» летом 1995-го. Шестой сезон был последним по нашему изначальному контракту. Встал вопрос — соглашусь ли я на седьмой?
Рейтинги «Принца из Беверли-Хиллз» потихоньку, но стабильно начали падать. Истории становились все более дурацкими, и было все сложнее поддерживать «свежесть» программы. Но нам всем платили больше денег, чем за любой из прошлых сезонов.
В сериале «Счастливые дни» есть серия, в которой Фонзи, наряженный в свою фирменную кожаную куртку, буквально перепрыгивает через акулу, катаясь на водных лыжах. В мире телевизионных комедий фраза «jumping the shark» — «перепрыгнуть акулу» — с тех пор стала метафорой для начала конца, символом того, что сериал потерял былую искорку. Сериал утратил то, что раньше делало его особенным. Проблема в том, что очень сложно понять это в процессе — всегда кажется, что огонь можно разжечь заново.
Все, кто когда-либо снимался в ситкоме, с легкостью скажут вам, в какой серии их сериал «перепрыгнул акулу». У нас это была пятнадцатая серия пятого сезона — «Пули над Беверли-Хиллз». Та, в которой меня подстрелили, и Карлтон стал ходить с пистолетом.
Я сдержал данное себе слово и не попал в цикл разрушения, не имея на примете следующего занятия. Сериал легко мог бы идти еще сезон. Это была моя семья, и я любил их. Но теперь у меня появилась возможность построить карьеру в кино. Я оказался на перепутье.
Джон Эймос, легендарный актер, игравший Джеймса Эванса в популярном сериале «Хорошие времена» 1970-х годов, был приглашенной звездой в трех эпизодах «Принца из Беверли-Хиллз». Его персонаж в «Хороших временах» печально известен тем, что его жестоко убили в сериале из-за разногласий по поводу контракта. В конце концов их сериал закрыли посреди сезона — никакого финального выпуска, никаких прощаний, никакой нарезки лучших моментов. Просто закрыли и все. До Джона Эймоса дошли слухи о том, что я подумываю о седьмом сезоне. Однажды между репетициями он позвал меня прогуляться по парковке.
— Я в таких красивых декорациях раньше не работал, — сказал Джон. — Чувствуется, что вы здесь все друг друга очень любите.
— Это правда, сэр, — ответил я. — Мы все вжились в роли наших персонажей.
— Я, возможно, лезу не в свое дело, но знай — никому из этих директоров, продюсеров и бизнесменов с телеканала нет дела до вашей семьи. Не дайте им насрать на ваш усердный тяжелый труд. На тебе лежит ответственность за то, чтобы эти люди ушли с сериала с чувством собственного достоинства.
Помню, как меня еще в детстве шокировала смерть Джеймса Эванса в «Хороших временах». Ребенком я, конечно, не думал о «собственном достоинстве», но даже в том юном возрасте почувствовал в этом сюжете какое-то неуважение. Мне казалось, что эта история меня оскорбляет и унижает, как фаната сериала. Персонажа Джона так бесцеремонно убили, а двадцать лет спустя он сам же сказал мне слова, которые заполнили пустоту в моем сердце. Все это было нас недостойно. Я почувствовал боль Джона оттого, что он сам предал свою телевизионную семью.
На следующей неделе я собрал всех актеров сериала и сказал им, что шестой сезон станет для нас последним. За грядущий год им стоит подготовиться и решить, что они хотят делать дальше. Я пообещал им, что у нас будет такой финал, которого мы заслуживаем, и мы уйдем красиво. Последний эпизод «Принца из Беверли-Хиллз» вышел 20 мая 1996 года — часовой финальный выпуск. Та неделя съемок была самой эмоциональной неделей моей карьеры. Мы смеялись, мы плакали, мы вспоминали, мы любили друг друга. И мы расстались.
Я достойно распрощался со своей телевизионной семьей.
В моей настоящей семье все опять было не как у людей. Нормальный человек выплачивал бы алименты бывшей жене за сына. Мне же пришлось заплатить алименты собственной матери за самого себя.
Плюс проценты и штрафы.
Да-да, так все и было. Сейчас объясню.
Гарри окончил Хэмптонский университет по классу бухгалтерии и занялся всеми нашими семейными финансами. Он хотел обеспечить всех недвижимостью и первым делом решил помочь мамуле заполучить дом ее мечты. Они нашли старую ферму в Брин-Мар в штате Пенсильвания. Мама была от нее в восторге, поэтому утром в Рождество 1997 года мы преподнесли ей в подарок ключи.
Роясь в древних коробках с вещами во время переезда с Вудкрест, мамуля нашла недооформленные документы на их с папулей развод. Почти двадцать лет назад они прошли всю процедуру развода, но по какой-то причине не подписали последние бумаги. Мамуля и не знала, что технически она все еще была замужем. Поэтому она подписала документы на развод… и подала их.
Снимаюсь я, значит, в фильме «Дикий, дикий Запад», и тут мне срочно звонит папуля, вызывая на обязательный и немедленный семейный совет. Все еще одетый в ковбойские штаны и сапоги со шпорами, я присоединился к многоканальному разговору, где уже ждали Гарри и Эллен.
— Кто-то из вас говорил с матерью? — спросил папуля.
— Ну, мы все время болтаем. Ты что-то конкретное спрашиваешь? — уточнил я.
— Она мне прислала бумажки на развод, и я хочу знать ваше мнение — что мне с ними делать?
Я поясню: наши родители жили порознь уже двадцать лет. И за последние десять перекинулись всего парой-тройкой слов, причем пара из этой тройки была непечатной. Папуля даже завел новую семью — у меня появилась замечательная новая сестра Эшли. Поэтому, как его любящие отпрыски, мы были совершенно озадачены. И, как его любящие отпрыски, мы играли каждый свою роль. У Эллен никогда нет времени на его причуды. Гарри упирается рогом и придирается к каждому слогу в его словах. А я пытаюсь наладить мир. Поэтому, как правило, я заговариваю первым.
— Папа, а что именно ты имеешь в виду? — сказал я мягко и ласково, потому что не совсем понимал происходящее.
В ответ отец повторил чуть громче и агрессивнее, как будто я его просто не расслышал:
— Ваша мать прислала мне документы на развод, вот вы мне и скажите теперь, что с ними делать?
У нас тут же появился первый выбывший.
Эллен ответила:
— Так, мне сейчас не до этого. Потом поговорим. Нас становилось все меньше. Мы несли потери — и мне нужно было быстро искать решение.
— Папа, мы тебя услышали, просто вы с мамой почти не разговаривали двадцать лет. Я просто…
— Я спрашиваю, что мне, по-вашему, делать с этими бумажками.
Теперь у Гарри лопнуло терпение, и он возмущенно гаркнул:
— ПОДПИСАТЬ!
— Вот так взять и просто подписать, что ли?
Честно говоря, я совсем перестал что-либо понимать.
— Пап, я не понимаю вопроса. Ваши отношения с мамой…
— А, то есть, ты тоже думаешь, что я должен их подписать? — спросил папуля.
— Ну… да?
— ТАК ПРОСТО ВЗЯТЬ И ВЫКИНУТЬ ВСЁ НА ВЕТЕР, ДА?
Я до сих пор не понимаю, о чем думал папуля. Может быть, ему был невыносим окончательный характер этой подписи. Может быть, именно поэтому он изначально ее и не поставил. Но цепная реакция уже пошла.
Подав документы на развод, мамуля разворошила весь штат Пенсильвания. Папуля содержал нас, но никогда официально не платил алименты — этот факт выяснился при беглом просмотре бумаг. Мамуле сообщили, что с процентами и штрафами папуля остался ей должен около 140 000 долларов. И она хотела получить их все до последнего цента. По законам Пенсильвании, если он отказывался платить или не мог себе этого позволить, его могли отправить под арест и в тюрьму, а его имущество — отнять.
— Мама, — взмолился я, — ну что ты, в самом деле.
— Нет, он мне должен, и я свое получу.
— Мам, нет у него столько денег…
— Это его проблема, — ответила она.
— Мама, ну брось, у тебя новый дом, все замечательно. Будь проще.
— А у меня все просто: либо отдаст мне деньги, либо сядет.
Мамуля не поддавалась. Она слишком долго его терпела…
— И не вздумай ему помогать, Уилл! — скомандовала она, показывая на меня пальцем, как Сели из «Цветов лиловых полей». — Пусть сам думает, как он будет мне платить.
Что мне было делать? У папули не было таких денег, а мамуля не желала ему ни в чем уступать. И я ни за что на свете не позволил бы отцу отправиться за решетку. Поэтому я тайком, как финансовый махинатор, почти что из-под полы перевел на папулин счет 140 000 долларов. Он немедленно выписал чек на нужную сумму в адрес штата Пенсильвания, и штат Пенсильвания выплатил мамуле полную стоимость ее алиментов.
Так я и стал первым в истории Пенсильвании человеком, который оплатил алименты за самого себя. Ну а когда мамуля узнала, что я оплатил папин долг, она разъярилась и тут же выписала мне чек на 140 000 долларов, став первым человеком в истории Пенсильвании, который вернул своему ребенку деньги за алименты, которые этот ребенок заплатил сам же за себя.
Такое надо рассказывать в Месяц черной истории.
В мае 1996 года в Сиднее открылся тематический ресторан «Планета Голливуд». В него вложились трое крупнейших кинозвезд мира, три мудреца, волхвы голливудские: Арнольд Шварценеггер, Сильвестр Сталлоне и Брюс Уиллис. Меня пригласили на церемонию открытия. Я отменил все дела ради возможности постоять рядом с тремя мастерами, которые непременно укажут мне, куда двигаться дальше.
Открытие ресторана было таким же грандиозным, как любая кинопремьера: красные ковровые дорожки, свет прожекторов, толпы журналистов, возбужденные фанаты в очереди за автографом. Я прошел в укромную комнатку за рестораном. Там были они, все трое: Арнольд, Сильвестр, Брюс. Я включил внутреннего Чарли Мэка и прервал их беседу:
— Привет! Поздравляю с рестораном…
В их вежливом ответе на мое наглое приветствие явно читалось: «не стоит перебивать троих крупнейших кинозвезд, если сам снялся всего в одном фильме да в сериале».
Но я решил не отступать:
— Спрошу по-быстрому: я хочу делать то же, что и вы. Я хочу стать самой большой кинозвездой в мире. И я точно знаю, что вы трое — лучшие из лучших.
Они усмехнулись — видимо, мой нахальный вопрос требовал честного ответа. Они переглянулись и на каком-то тайном невербальном языке, которым владеют лишь самые большие кинозвезды, решили, что мне будет отвечать Арнольд.
Представьте, как он произнес следующие слова со своим неповторимым акцентом.
— Ты не считаешься кинозвездой, если твои фильмы имеют успех только в Америке. Ты не считаешься кинозвездой, пока каждый житель каждой страны на планете не знает, кто ты такой. Ты должен объехать весь мир, пожать каждую руку, чмокнуть каждого ребенка. Представь себе, что ты политик, который выдвигает свою кандидатуру на пост Самой Большой Кинозвезды в Мире.
Брюс с Сильвестром покивали.
— Спасибо, парни, — сказал я. — Ну, не буду мешать. Всего доброго…
Я ушел с видом маленького мальчика из рекламы Кока-Колы с Джо Грином, которая была популярна в 80-е. «Злой Джо» был знаменитым футболистом, который в рекламе бросил счастливому мальчишке свою толстовку после Супербоула. Арнольд дал мне ключ — ключ, который станет моим секретным оружием на следующие два десятилетия.
У меня все сложилось в голове. Кинокомпании платят больше 150 000 000 долларов, чтобы развесить постеры к фильмам во всех странах мира. Мне нужно запрыгнуть на закорки их огромных инвестиций. Я никогда не считал, что рекламирую фильмы — я использовал рекламные миллионы, чтобы рекламировать самого себя. Как по мне, фильм не является конечным продуктом. Этот продукт — я. Спасибо кинокомпаниям за инвестиции в мое будущее.
Я начал замечать, как сильно другие актеры ненавидят поездки, журналистов и рекламу. Мне же это казалось чистым безумием. Мы с Джей-Элом провели подсчеты и поняли, например, что фильм, который мог бы заработать в Испании всего 10 миллионов долларов, легко принесет 15—25 миллионов, если приехать туда лично, провести премьеру, поговорить с журналистами и устроить пару встреч с поклонниками. Не помешает выучить несколько фраз на местном языке и произнести их в новостях. Если помножить это на тридцать территорий мира, поездки в разные страны фактически повышают потенциальные глобальные сборы больше, чем в два раза.
А поскольку я непосредственно принимал в этом участие, часть этой прибыли шла напрямую мне в карман. Не говоря уже о том, что я становился все более известным по всему миру, и каждая новая кинокомпания платила мне больше, чем любому другому актеру, зная, что я могу в два, а то и в три раза повысить планку доходов через глобальное продвижение. Поэтому на неделе я снимался в «Принце из Беверли-Хиллз», со съемок отправлялся прямо в аэропорт на ночной рейс в Европу, прилетал в субботу утром, весь день давал интервью, проводил премьеру, весь вечер ставил автографы, ехал прямиком в аэропорт, запрыгивал в частный самолет, в воздухе учил текст нового эпизода «Принца» и приземлялся в Лос-Анджелесе как раз, когда пора была ложиться спать перед началом новой недели. В понедельник я просыпался и начинал все заново.
Я получил Святой Грааль голливудских звезд. Я присмотрелся к конкурентам — может, кто-то еще знает секрет… и круче всех оказался Том Круз.
Я потихоньку принялся следить за тем, как Том рекламирует свои фильмы. Приехав в какую-нибудь страну, я просил дать мне график Тома, и клялся, что буду отрабатывать на два часа больше, чем он.
К сожалению, Том Круз либо робот, либо у него шестеро двойников. Он провел четыре с половиной часа на красной ковровой дорожке в Париже, Лондоне, Токио… В Берлине Том дал автограф буквально всем, пока желающие не закончились. Никто в Голливуде не рекламировал кино лучше, чем Том Круз.
Как же мне его превзойти? Что есть у меня, чего нет у него?
И тут до меня дошло.
Музыка!
Я начал давать живые представления, бесплатные музыкальные концерты для фанатов, которые не смогли попасть в кинозал, где шла премьера. Однажды мы собрали десять тысяч человек на улицах, прилегающих к площади Пикадилли в Лондоне. Это было безумие — в конечном счете полиции пришлось всех разогнать.
То же самое в Берлине. На Красной площади в Москве прошла крупнейшая на тот момент голливудская кинопремьера. Том так не смог — как не смогли и Арнольд, Брюс или Сильвестр. Я нашел, как пролезть из газетной афиши мероприятий в заголовки на первой полосе. А как только твой фильм попадает на первую полосу, он перестает быть фильмом и становится культурным феноменом.
Спецэффекты в «Дне независимости» в то время были невиданными. Достаточно было показать, как космический корабль инопланетян завис над Белым домом и взорвал его одним выстрелом лазера, чтобы людям снесло башню.
«День независимости» собрал 306 миллионов долларов в Соединенных Штатах. Кинокомпания была счастлива — им удалось покрыть все расходы. Но потом фильм вышел в прокат в других странах. 72 миллиона долларов в Германии, 58 — в Великобритании, 40 — во Франции, 23 — в Италии и 93 миллиона в одной только Японии. За месяц фильм стал самым дорогим за всю историю. Доходы от него превысили 817 миллионов долларов — тогда такая цифра была неслыханной — и это все при съемочном бюджете в 75 миллионов.
Мы раскрыли формулу успеха. В «Дне независимости» были спецэффекты, существа и любовная линия, а когда мы нанесли последний удар по международным рынкам, камня на камне не осталось. Я был нищим парнем, который разбогател, все потерял, пришел в Голливуд без какого-либо опыта, а потом снялся в самом денежном фильме на свете. И это к двадцати семи годам.
Я чувствовал себя неуязвимым, но такое было со мной уже не в первый раз. Я знал, каково это — ловить попутный ветер. Но на этот раз я сам сидел за рулем своей машины и не собирался его отпускать, пока колеса не отвалятся. Ай да я.