Как гордыня, эго и самоуверенность мешают добиваться успеха
Бывший маркетолог American Apparel и один из самых заметных популяризаторов философии Райан Холидей в новой книге развенчивает идеологию индивидуализма и приходит к парадоксальному выводу — уверенность в себе, тщеславие и амбиции мешают нам добиваться своих целей, а смирение и скромность — помогают. Книга выходит в октябре в издательстве «Манн, Иванов и Фербер». Inc. публикует отрывок из книги.
Опасность ранней гордыни
Торжествующий восемнадцатилетний Бенджамин Франклин вернулся в Бостон. Он сбежал из этого города семь месяцев назад. Самодовольный, в новом костюме, при часах и с кучей денег, он похвалялся перед всеми, с кем сталкивался, включая старшего брата, которого особенно надеялся впечатлить. Это было позёрство юноши — всего лишь типографского работника из Филадельфии. На встрече с Коттоном Мэзером, одним из самых уважаемых горожан и бывшим оппонентом, Франклин быстро показал, насколько смешно раздуто его юношеское эго.
Они шли по коридору, и Мэзер внезапно перебил Франклина: «Пригнись!» Бенджамин был так увлечён, что не успел среагировать и врезался лбом в балку низкого потолка. Мэзер отреагировал прекрасно — он криво усмехнулся: «Пусть это будет предостережением для тебя: не всегда стоит держать голову высоко. Пригибайся, молодой человек, пригибайся, пока ты идёшь через этот мир, — и немало серьёзных ударов минует тебя». Христиане верят, что гордыня — это грех, потому что она ложь: она убеждает, что люди лучше, чем на самом деле, чем их сотворил Господь. Гордыня ведет к высокомерию, а затем уводит от смирения и близости к людям. Не нужно быть христианином, чтобы понять эту мудрость. Достаточно беспокоиться о будущей карьере, чтобы понять: гордость, пусть даже за реальные достижения, отвлекает и обманывает. Литературный критик Сирил Коннолли как-то сказал: «Боги всегда называют многообещающими тех, кого хотят уничтожить».
За 25 столетий до этого греческий поэт Феогнид писал своему другу Кирну: «Гордость — первейшее зло, которым разят человека Боги, решив из-под ног почву отнять у него». И тем не менее мы продолжаем вздымать это знамя! Гордость притупляет самый нужный для успеха инструмент — разум. Она снижает нашу способность учиться, быть гибкими, строить взаимоотношения.
Страшнее всего, что это, как правило, происходит в начале жизни или когда мы приступаем к чему-либо с тщеславием новичка. Только позже вы понимаете, что тот удар по голове был бы как раз самым меньшим риском. Гордость берёт мелкое достижение и заставляет нас ощущать его значительным. Она улыбается нашей смекалке и гению, словно продемонстрированное нами — лишь намёк на то, что ещё будет. С самого начала она вбивает клин между нами и реальностью, тонко или не особо тонко меняя наше восприятие и того, что есть, и того, чего нет. Именно эти категоричные мнения, лишь слабо подкреплённые каким-то достижением, заставляют нас устремиться к заблуждениям или к чему-то худшему.
Гордость и эго говорят:
— Я предприниматель, потому что начал собственное дело.
— Я выиграю, потому что сейчас лидирую.
— Я писатель, потому что я что-то опубликовал.
— Я богат, потому что у меня есть сколько-то денег.
— Я особенный, потому что меня выбрали.
— Я важен, поскольку думаю, что так должно быть.
Мы порой все потворствуем созданию приятных формулировок такого рода. Но, похоже, каждая культура порождает свои фразы-предостережения. Не пересчитывайте цыплят, пока они не вылупятся. Не готовьте соус, пока не поймана рыба. Чтобы приготовить кролика, его тоже нужно сначала поймать. С дичи, убитой словами, шкуру не снимешь. Замахнётесь на вес не по силам — получите травму. В основе любого грехопадения лежит гордость.
Давайте назовем эту позицию честно: обман. Если вы делаете работу и тратите на неё время, вам незачем обманывать, незачем стремиться компенсировать затраты.
Гордость — умелый захватчик. Джон Рокфеллер, будучи молодым, по ночам разговаривал сам с собой. «Когда вы только начинаете, — произносил он вслух или записывал в дневнике, — то решаете, что уже стали предпринимателем. Будьте настороже, а то потеряете голову». В начале карьеры он в определенной степени преуспевал. У него была хорошая работа, он скопил денег и делал какие-то инвестиции. Если учесть, что отец Джона был аферистом, то путь, на который вступил его сын, можно считать верным.
Понятно, что в какой-то момент у Рокфеллера начала пробиваться удовлетворённость своими достижениями и траекторией движения. И когда банк отказал ему в кредите, он прокричал: «Однажды я стану самым богатым человеком на свете!» Можно считать, что Рокфеллер был единственным человеком в мире, который сказал это, а потом действительно стал самым состоятельным на планете. Но на него одного приходятся дюжины неадекватных придурков, которые заявляли то же самое и искренне верили сами себе.
Однако они и близко не подобрались к провозглашённой цели — в частности, потому что против них была гордость, которая заставляла других людей ненавидеть их. Рокфеллер знал: он должен обуздать себя и негласно усмирить своё эго. Каждую ночь он вопрошал себя: «Ты будешь дураком? Позволишь, чтобы эти деньги тебя раздули?» (Какими бы скромными они ни были.) «Будь начеку, — предупреждал он себя. — Не теряй самообладания». Позднее он размышлял: «Я опасался впасть в высокомерие. Жалок человек, который допустил, чтобы мелкий успех испортил его и искажал его суждения. Который забыл, кто он такой!»
Это создает близорукую, противоестественную одержимость, страсть к самоудовлетворению, которая перекашивает перспективу, реальность, истину и мир вокруг. В «Маленьком принце» Сент-Экзюпери говорит то же самое, сетуя, что «тщеславные люди глухи ко всему, кроме похвал». Именно поэтому мы не можем позволить себе иметь таких в качестве переводчиков.
Получайте отзывы, жаждите и прокладывайте правильный курс в жизни. Гордость притупляет чувства. Иногда она налаживает наши отрицательные стороны: чувствительность, манию преследования, способность переводить всё на себя.
Когда великий завоеватель Чингисхан готовил сыновей и военачальников себе в преемники, он не раз предупреждал: «Если не сможете проглотить свою гордость, не сможете командовать». Он рассказывал, что гордость укротить труднее, чем дикого льва. Ему нравилась аналогия с горой. Он говорил: «Даже на самой высокой горе есть животные, которые, взобравшись на неё, будут выше горы».
Мы склонны остерегаться негатива, опасаться людей, которые отбивают у нас охоту следовать вызовам и сомневаются в наших взглядах. При виде такой помехи определённо стоит насторожиться, но справиться с ней довольно просто. Что мы делаем реже, так это защищаем себя от признания и удовлетворенности. Они быстро встают у нас на пути, если мы подаём надежды. Мы не защищаем себя от людей и обстоятельств, которые заставляют нас чувствовать себя хорошо — или, скорее, слишком хорошо. Мы должны приготовиться к гордости и рано убить её — иначе она убьёт то, к чему мы стремимся. Мы должны опасаться дикой самоуверенности и зацикленности на себе.
Мы куда-то стремимся, и именно стремящиеся должны быть нашей ровней, а не гордые и не добившиеся результата. Без этого понимания гордость создаёт противоречие между нашей самооценкой и реальной ситуацией, которая состоит в том, что мы ещё далеки от цели и что нам многое предстоит сделать. Ударившись головой и услышав мудрую фразу Мэзера, Франклин всю жизнь боролся с гордыней, поскольку хотел многое сделать и понимал, что она затруднит это. Вот почему, несмотря на головокружительные успехи для любого времени — богатство, славу, власть, Франклину никогда не приходилось переживать «несчастий, обрушившихся на людей, слишком высоко державших головы». Напоследок: речь идёт не о том, чтобы отложить гордость на потом, поскольку пока вы ещё её не заслужили. Это не «не похваляйся тем, что ещё не произошло». Это более прямое и краткое: «Не похваляйся». В похвальбе для вас ничего нет.
Работайте, работайте, работайте
Импрессионист Эдгар Дега, известный прекрасными изображениями танцовщиц, немного занимался и поэзией. Он мог создать великие стихи, поскольку умел видеть красоту и найти вдохновение. Однако великих стихов у Дега нет. Причину объяснит один известный разговор, состоявшийся у художника с другом — поэтом Стефаном Малларме. «У меня полно идей, но я не могу высказать то, что хочу», — жаловался художник. «Стихи создают не с помощью идей, а с помощью слов», — отвечал поэт. Конечно, Малларме имел в виду не только стихи — любые работы.
В приведенном диалоге проступает разница между профессионалом и любителем: когда вы соглашаетесь, что одной идеи недостаточно, что нужно работать, пока не удастся выразить свой опыт с помощью слов на странице. Философ и писатель Поль Валери объяснял в 1938 году: «Назначение поэта вовсе не в том, чтобы испытывать поэтическое состояние: это его личное дело. Его назначение — создавать такое состояние в других людях». Иными словами, задача поэта — делать работу. Быть одновременно ремесленником и художником. Производить не просто продукт разума, а ещё и продукт труда и индустрии.
Абстракция встречается с реальностью, а мы обмениваем мысли и слова на работу. Генри Форд выразился так: «Вы не можете построить репутацию на том, что собираетесь сделать». То же самое отмечала скульптор Нина Холтон, слова которой приводит в своей знаковой работе, посвящённой исследованию творчества, психолог Михай Чиксентмихайи. «Зародыш какой-нибудь идеи, — сказала Холтон, — не создает скульптуру. Дальше нужна стадия упорной работы».
Инвестор и предприниматель Бен Хоровиц выразился более откровенно: «Трудность не в том, чтобы поставить большую пугающую амбициозную цель, — трудно увольнять людей, когда вы не достигли цели. Трудность не в том, чтобы мечтать о многом, — трудно просыпаться посреди ночи в холодном поту, когда мечта превращается в кошмар».
Конечно, вы это понимаете. Вы знаете, что всё требует труда и этот труд может быть тяжёлым. Но вы точно это понимаете? Вы точно представляете, сколько тут будет работы? Работать не до прорыва, не до звёздного часа, не до момента, когда вы создадите себе имя, а работать, работать, работать — во веки веков. Сколько времени до мастерства — десять тысяч часов? Двадцать тысяч часов?
Ответ состоит в том, что это не имеет значения. Тут нет зачётной зоны, как в американском футболе, куда надо доставить мяч. Думать о количестве — значит жить в условном будущем. Мы же просто говорим о множестве часов, необходимых, чтобы добраться туда, куда мы желаем. Это не выглядит особо привлекательной идеей, но обнадёживает. Потому что означает: всё находится в пределах досягаемости для каждого при условии, что у нас есть характер и смирение, чтобы быть терпеливыми, и мужество, чтобы окунуться в работу.
К этому моменту вы, вероятно, понимаете, почему эго ощетинится от такой идеи. «В пределах досягаемости?! — жалуется оно. — Это означает: у вас этого сейчас нет?» Именно так. Нет. Ни у кого нет. Нашему эго хочется, чтобы было достаточно идей и факта, что мы хотим что-нибудь с ними сделать. Оно желает, чтобы часы, затраченные на планирование, посещение конференций и болтовню с впечатлёнными приятелями, шли в зачёт успеха. Оно желает, чтобы ему хорошо платили за его время, и хочет делать забавные вещи, привлекающие внимание, почести или славу. Это реальность. То, куда мы решим направить нашу энергию, определяет, чего мы в конечном счёте достигнем.
В молодости президент США Билл Клинтон коллекционировал листочки с именами и телефонными номерами друзей и знакомых: они могли бы пригодиться, когда он всерьёз займётся политикой. Каждый вечер он перебирал сложенные в ящик свои «информационные сокровища», кому-то звонил, другим писал письма и добавлял сведения в «коллекцию». С годами у Клинтона скопилось десять тысяч карточек (впоследствии они были оцифрованы). Эта коллекция помогла ему в своё время попасть в Овальный кабинет и продолжает приносить пользу до сих пор.
Чарльз Дарвин десятилетиями работал над теорией эволюции и воздерживался от её публикации, поскольку она была ещё несовершенной. Вряд ли кто-то знал, чем он так упорно занят. Никто ни разу не произнес: «Эй, Чарльз, вполне нормально, что ты занят так долго, потому что штука, над которой ты трудишься, так важна». Об этом просто никто не знал. И Чарльз тоже не мог знать. Он просто понимал, что книга ещё не готова, что её можно улучшить, и этого было достаточно, чтобы он продолжал.
Итак, мы сидим в одиночестве и боремся со своей работой. Работа может двигаться куда угодно или не двигаться вообще, она может расхолаживать или причинять боль. Любим ли мы работу? Зарабатываем на жизнь, чтобы выполнять работу, или наоборот? Любим ли мы тренироваться, как любят это великие спортсмены? Или мы гонимся за кратковременным вниманием и одобрением — предаемся удовольствию бесконечно искать идеи или просто отвлекаемся на беседы и болтовню? «Fac, si facis» — «Если собираетесь делать — делайте».
Есть и другое подходящее латинское выражение: «Materiam superabat opus» — «Исполнение выше материала». Материал — то, с чего мы начинаем, — дан нам генетически, эмоционально, финансово. Мы этим не управляем. Мы управляем тем, что изготавливаем из этого материала, и контролируем, не тратим ли мы его безрассудно.
Билл Брэдли, когда был молодым баскетболистом, напоминал себе: «Если ты не тренируешься, помни, что где-то тренируется другой, и, когда вы встретитесь, он победит».
Мы можем убеждать себя, говоря, что заняты, или имитировать деятельность, но это обман, который всё равно раскроется. Вас проверят. И, вполне возможно, разоблачат. Брэдли попал в студенческую всеамериканскую баскетбольную сборную, получил стипендию Родса для обучения в Оксфордском университете, стал двукратным чемпионом NBA с New York Knicks и сенатором США… У вас появилось ощущение, что с такой самоотверженностью он занял ваше место? Мы должны трудиться. Без труда не будет триумфа. Разве не было бы здорово, если бы вместо работы можно было просто вскрыть вену и дать гению разлиться? Или просто пойти на собрание и там без подготовки блеснуть великолепием? Подхóдите к холсту, швыряете на него краску, и возникает современное искусство, — так? Это фантазия, а точнее, ложь.
Обратимся к ещё одному популярному старому мотиву: притворяйся, пока ложь не станет правдой. Не удивляет, что эта идея становится всё актуальнее в нашем токсичном мире. Трудно отличить настоящего производителя от искусного самопиарщика. Конечно, некоторые люди рискуют и ухитряются успешно проворачивать аферы. Сделайте так, чтобы вам не пришлось притворяться, — это главное. Вы можете представить какого-нибудь врача, который пытается притворяться? Квотербека? Наездника на быке на родео? И самое главное: вы хотели бы, чтобы они так поступали? Так зачем же вам самим действовать иначе? Каждый раз, когда вы садитесь за работу, напоминайте себе: делая это, я отсрочиваю вознаграждение. У меня идет маршмеллоу-тест. Я зарабатываю то, чего жаждут мои амбиции. Я инвестирую в себя, а не в свое эго. Воздайте себе должное за такой выбор, но не очень сильно, потому что вам надо вернуться к текущей задаче — работать и совершенствоваться.
Работа заключается в том, чтобы выходить на пробежку, когда все сидят по домам из-за плохой погоды. Работа продвигает через боль, первые дрянные черновики и экспериментальные образцы. Она игнорирует рукоплескания, которые достаются другим, и, что важнее, — рукоплескания, которые можете получить вы. Потому что есть работа, которую нужно сделать. Работа не обязана «устраивать вас», «быть хорошей». Её выполняют несмотря на встречный ветер. Есть ещё одна старая пословица: «Работника видно по оставшимся щепкам». Это верно. Чтобы правильно судить о своём прогрессе, просто посмотрите на пол.
