Разобраться • 5 ноября 2020
«Женщины слишком эмоциональны и не умеют рисковать». Почему в российском венчуре так мало женщин
«Женщины слишком эмоциональны и не умеют рисковать». Почему в российском венчуре так мало женщин
Текст: Дарья Кушнир, редактор Inc.
Фото: Oliver Rossi/GettyImages
Несмотря на то что фонды с женщинами в команде показывают лучшие результаты, венчур до сих пор остаётся «мужским клубом». В США, по разным оценкам, женщины составляют от 4,9% (меньше половины из которых участвуют в принятии ключевых решений) до 13%. В России подобные исследования никто не проводил, что само по себе показательно. Inc. нашёл и поговорил с тремя россиянками, которые добились успеха в венчуре, и узнал, как они пришли в эту сферу, почему другие не решились и сталкивались ли они с сексизмом в индустрии.
«Женщинам нужно больше вдохновения, чем мужчинам»
«В венчурных и инвесторских комьюнити, в которых я состою, процент женщин на топовых позициях не превышает 10 — 15», — говорит исполнительный директор фонда Primer Capital Елизавета Рождественская. Такое положение дел она объясняет очень просто: мало женщин получают техническое и финансовое образование. Сама Елизавета окончила мехмат МГУ, там же получила второе образование — биологическое.
В венчур Рождественская пришла через управление проектами — сначала была R& D-менеджером в компании «Биомед» им. И. И. Мечникова, которая входит в группу «Биопроцесс», а затем руководила проектами в биомедицинском венчурном фонде Bioprocess Capital Ventures.
«Это было естественное движение внутри холдинга», — объясняет Елизавета свой путь. Принимать инвестиционные решения она начала только в 2015 году в Primer Capital — единственном в России частном фонде, специализирующемся на медицинских и биотехнологических проектах. В фонд её позвал бизнесмен Дмитрий Шаров, сооснователь и управляющий партнёр Primer Capital.
С объяснением Рождественской не согласна соучредитель и управляющий партнёр венчурного фонда Starta Capital Людмила Голубкова. «Если понимать венчурные инвестиции как отрасль финансов, основанную исключительно на математических моделях, то у мужчин действительно больше желания этим заниматься. Но венчур про другое, — объясняет она. — Это высокорисковые инвестиции, а не традиционные, которые можно просчитать. Дело скорее в том, что обычно у женщин меньше аппетит к риску, но в России и у мужчин нет никакого аппетита к риску, поэтому венчурная отрасль очень слабо развита».
Необязательность финансового образования для успешной карьеры в венчуре Голубкова подтверждает своим примером — она окончила факультет французского языка Московского государственного лингвистического университета (МГЛУ), который готовил специалистов по обучению взрослых людей, в том числе военных и сотрудников спецслужб. Это образование помогает Голубковой создавать быстро работающие структуры — она понимает, как построить процесс интенсивного обучения команды стартапа и помочь ей «преодолеть болезненные вехи становления проекта».
Впервые с венчуром Голубкова столкнулась 20 лет назад, когда была топ-менеджером стартапа Agama (ему принадлежал известный в конце 90-х поисковик «Апорт») и готовила его к продаже. Телекоммуникационная компания Golden Telecom купила его у венчурного капиталиста Джозефа Авчука за рекордные для 1999 года $25 млн. «Инвестор получил 1200 — 1300% своих вложений. Меня это потрясло», — признается Голубкова.
Сама заниматься венчуром она решилась только в 2012 году. За год до этого Голубкова ушла с должности директора по стратегическому развитию в крупной компании и собиралась заняться управленческим консалтингом, но не увидела спроса на эту услугу. Тогда она познакомилась с Алексеем Гириным, руководителем инвестиционной компании Starta Capital, вместе они решили отбирать и сопровождать проекты для инвестирования. «Мы договорились, что я построю методику оценки и сопровождения проектов, а он будет привлекать средства, но увидели, что эта схема не работает, — надо создавать фонд», — вспоминает она. Так появился Starta Capital, а Голубкова стала его соучредителем и управляющим партнёром.
Прошлый год Анастасия Швецова провела в Азии и с удивлением обнаружила, что в Таиланде очень много женщин-партнёров венчурных фондов. «В некоторых странах женщин в венчуре всего 1%, в других — значительно больше. По моему опыту, в России их почти нет, если не считать Baring Vostok. Речь идёт даже не о 10%, а о 0,1%», — уверяет она. Швецова объясняет ситуацию традиционным доминированием мужчин в финансовом секторе:
«Считается, что женщины слишком эмоциональны, не умеют рисковать, не разбираются в венчуре, инвестируют только в „женские“ отрасли. Как бы мы ни хотели, чтобы венчурная индустрия была очень социально открытой, всё равно она в конечном счёте хочет зарабатывать деньги».
Ещё одна причина — многие женщины не верят в свои силы. Перед запуском своего международного бизнеса Швецова сама больше всего волновалась из-за того, что она молодая женщина и не носитель языка, на котором говорит индустрия. Ей казалось, что у неё совсем нет конкурентных преимуществ. «Но знакомый-журналист мне сказал, что я уже делаю вещи, недоступные многим в моей профессии, — вспоминает Швецова. — Его слова придали мне уверенности, и я переехала в Штаты. Это довольно типичная история — женщинам нужно больше вдохновения, чем мужчинам. Мужчины гораздо чаще позволяют себе делать рискованные вещи».
У Швецовой, как и у Голубковой, нетипичное образование для карьеры в венчуре — она окончила консерваторию и журфак МГУ. Работала в пиар-индустрии, доросла до руководящих должностей — пиар-директора «Афиши» и директора по коммуникациям института «Стрелка» — и поняла, что развивать карьеру в России дальше просто негде. В 24 года она переехала в США, основала международное PR-агентство и начала инвестировать в стартапы как бизнес-ангел, а год назад стала партнёром венчурного фонда Gagarin Capital.
«На венчурном рынке не обязательно иметь финансовое образование, чтобы быть успешным, — говорит Швецова. — Например, у меня его нет, но я умею находить стартапы, растить их и фандрейзить деньги, — это три ключевых навыка инвестора».
«Когда мужчина-агрессор в культуре — это норма, ты, конечно, не замечаешь, что тебя оттесняют на рынке»
В сфере, где доминируют мужчины, женщинам, очевидно, непросто добиться успеха, но не все готовы это признать. Например, Елизавета Рождественская (Primer Capital) отрицает проблему сексизма в венчуре и говорит, что не сталкивалась с предвзятым отношением: «Мы живем в цивилизованном мире, работаем с образованными людьми. А среди интиллегентных и образованных людей редко можно встретит сексисткие настроения».
Людмила Голубкова (Starta Capital) уверяет, что сразу нейтрализует потенциальную угрозу, — если видит, что собеседник или потенциальный пайщик фонда будет проявлять такие свойства, то просто не имеет с ним дело. «Такой человек с самого начала покажет свой настрой соревноваться со мной, с менеджментом фонда, будет вмешиваться и вносить свою повестку», — объясняет Голубкова.
По её словам, главная проблема в российском венчуре не связана с сексизмом. «У нас большая часть инвесторов — либо игроки на бирже, либо рантье. У игроков короткий горизонт планирования, в венчуре мы их обходим стороной. Вторая категория — владельцы небольшой недвижимости. Они вообще не склонны к риску и привыкли получать доход „верным“ способом. Им венчур не интересен, потому что они не могут понять, как образуется потенциальная стоимость и капитализация компании», — объясняет Голубкова. А ещё профессиональному венчурному инвестору нужны свободные деньги, которые есть далеко не у всех. Голубкова уверена, что нельзя рисковать средствами, которые нужны для обеспечения себя и семьи, отложены на образование детей или погашение ипотеки.
Анастасия Швецова (Gagarin Capital) считает, что в России не принято признавать сексизм в индустрии.
«Здесь как с домашним насилием — большая часть населения не признает эту огромную проблему, — объясняет она. — Когда мужчина-агрессор в культуре — это норма, ты, конечно, не замечаешь, что тебя оттесняют на рынке. Ты просто живешь в этой ситуации. И если хочешь быть успешной, то ты должна подчиняться правилам рынка, а не идти против него. Иначе будешь тратить больше сил на конфликт, а не на бизнес».
Швецова признаётся, что тоже не замечала проблему, пока не увидела, что на крупных сделках мужчины, часто неосознанно, не дают женщинам принимать решения. С жёсткими проявлениями сексизма и эйджизма она сталкивалась несколько раз, чаще всего — в российских корпорациях. «Меня приглашали на встречу как человека, с которым хотели посоветоваться по вопросам международного развития или венчурной индустрии, а в итоге не воспринимали, — вспоминает она. — Мне было 25 лет, я полтора метра ростом. Мужчине из российской корпорации, который всю жизнь там проработал, оказалось тяжело воспринимать совет такого человека».
Почему изменить ситуацию выгодно для всех
От закрытости индустрии страдают не только женщины, которые хотят сделать карьеру в венчуре, — фонды лишают себя денег. Несмотря на предрассудки об излишней эмоциональности и отсутствии тяги к риску, именно женщины помогают фондам зарабатывать больше.
Среди партнёров 69,2% американских фондов и бизнес-ангелов с лучшими финансовыми показателями обязательно есть женщины. Когда венчурные компании увеличивают долю женщин-партнёров, прибыльность выхода возрастает на 9,7%, а общая доходность фонда — на 1,5% в год. Женщины-инвесторы чаще вкладываются в стартапы, основанные женщинами. Сейчас такие компании получают всего 2,2% от общего объёма инвестиций в США, хотя они эффективнее с точки зрения капитала. Рентабельность инвестиций в них выше на 35%, а доход — на 12%, чем у стартапов, управляемых мужчинами.
Почему так происходит?
«Мужчины часто хотят добиться „победы“ любой ценой, — считает Голубкова. — Бывает, что даже бизнес-ангелы, которые входят в проект, соревнуются с его основателями — кто из них умнее, кто лучше. Здесь очень важен женский потенциал налаживания процессов и умение интуитивно выстраивать цепочку действий».
Швецова считает, что, благодаря своему нетворку, привела бы больше качественных лидов с женщинами-фанудерами, если бы пришла в фонд не год назад, а раньше. «Фаундерам было бы комфортнее разговаривать с партнёром-женщиной», — объясняет она.
Она также считает, что «мужской клуб» инвесторов вкладывается в своих знакомых и этим создает ложные тренды. «В венчурной индустрии знакомые — важный источник. Большая часть громких сделок происходит в Долине, где большинство инвесторов — мужчины-однокурсники из Стэнфорда, которые инвестируют в компании друг друга, — объясняет она. — А у индустрии складывается ощущение, что именно этот тип компаний будет успешен».
Что должно измениться, чтобы в венчуре стало больше женщин
Голубкова уверена, что многие женщины с опытом предпринимательства вполне могут реализовать себя как бизнес-ангелы. Она знает несколько женщин, которые, не создавая свои фонды, инвестируют в технологические проекты на раннем этапе. «Они могут быть очень в этом успешны, — говорит Голубкова. — Но у нас в целом не хватает не столько программ для обучения инвесторов, сколько осмысления опыта». Она считает, что нужна популяризация лучших инвесторских практик, рефлексия успехов и провалов в публичной сфере.
Кроме рефлексии, стоит больше рассказывать, что женщины в венчуре могут быть успешны, добавляет Швецова. «Нужно ломать внутренние барьеры, которые сидят внутри женщин и ограничивают их», — считает она.
Но ничего реально не изменится, пока об этом не начнут просить и требовать — и не только сами женщины. Американские фонды начали нанимать женщин после многих лет давления со стороны активистов, и осознания, что дальнейшее промедление повлечет убытки. А недавно более тысячи фаундеров подписались под обещанием отказаться от денег инвесторов, если в их команде только мужчины.
Конечная цель этих изменений — вообще перестать обсуждать пол специалиста. Пол — не талант, не профессиональное качество. В здоровой профессиональной среде его не существует. Пока же для больше части венчурной индустрии пол существует, но только один — мужской.
