Венчурный капиталист Александра Джонсон: «Девочки способны быть инвесторами, а мальчики — косметологами»
«Ценность для компании важнее гендерных стереотипов»
Когда в 2005 году я пришла в венчурный бизнес, он был совсем не женским. В Кремниевой долине на тот момент было примерно 200 фондов, а в них — от силы 3 женщины. В России женщин, владеющих собственным бизнесом, было больше, чем в Калифорнии. Но я убеждена: главное — какой ты бизнес-игрок, а не твой пол, цвет кожи или сексуальная ориентация.
Если хочешь чем-то заниматься и веришь в свои силы, то просто иди и делай. Объяснения вроде: «Я женщина, и поэтому у меня не получилось», — я не принимаю. После прихода в «мужской» инвестиционный бизнес мне понадобилось время, чтобы понять правила игры. Но потом я увидела, что здесь нет никакого предвзятого отношения к женщинам — к мужчинам венчурная индустрия так же требовательна.
Женщины в венчурной индустрии
7%
партнеров (54 из 755) в топ-100 венчурных компаний мира — женщины. В 38 из топ-100 венчурных компаний мира как минимум один партнер — женщина.
3,616
женщин-предпринимателей, чьи стартапы привлекли финансирование с 2009 года, насчитывается в базе Crunchbase.
47%
из них имеют диплом о высшем образовании и 19% — степень MBA (среди мужчин высшее образование имеют 51% стартаперов и 21% получили MBA).
3 из 100
крупнейших венчурных фондов мира основаны женщинами: Scale Venture Partners, Greycroft Partners и Floodgate.
Чуть более 5%
— доля женщин-CEO в рейтинге крупнейших компаний России РБK 500.
$77 млн
— средняя сумма инвестиций, которую получает стартап с женщинами-основателями за один раунд финансирования (и $100 млн — стартап, где все основатели — мужчины).
Источники: Crunchbase — Women in Venture Report, 2016, РБК, Bloomberg
Сегодня число женщин в венчурной индустрии заметно выросло. Все фонды и компании готовы принимать на работу женщин наравне с мужчинами. Но я против слепого соблюдения гендерного баланса в коллективе. Почему неквалифицированная женщина должна занимать место квалифицированного мужчины? Мне такой вариант не интересен — это я вам как женщина говорю. Ценность человека для компании важнее гендерных стереотипов.
Рынок должен быть конкурентным, чтобы у мужчин и женщин было равное право на него войти. Нужно начинать с детских садов и школ, чтобы девочки понимали: они способны становиться инженерами и инвесторами, а мальчики — косметологами.
Как женщина, я понимаю, что инвестор не должен «давить» на предпринимателя. У меня двое детей, и я понимаю, что давление — тупиковый путь. Разве что стартап захочет с обрыва прыгнуть — тогда, конечно, ты можешь его остановить, но в остальном нужно договариваться. Мы можем подсказывать и предлагать, но строить, развивать и контролировать бизнес — задача предпринимателя, а не инвестора. Если отношения с инвестором ведут к потере контроля над компанией, бизнесмену лучше отказаться от инвестиций и взять кредит в банке.
«В России, если я инвестор и даю деньги — я главная»
Бизнес в Долине отличается от бизнеса в России. Внешне там все друзья, нельзя открыто ставить друг другу подножки и говорить гадости, но при этом все эти люди — конкуренты.
В российском бизнесе люди стараются прятать информацию о себе. Например, приходят за инвестициями и не хотят разглашать сведения об остальных инвесторах и условия сделок. Но как можно это скрывать? Если я инвестор второй стадии, то должна видеть, кто еще в них инвестировал! Американские компании, которые приходят за деньгами в фонды, — напротив, открытые. Они точно знают, что я эту информацию могу проверить.
В Долине инвестор — это просто поставщик услуг, который помогает с фандрайзингом и дает советы по экономике. Но в компании главным остается предприниматель. В России же, если я инвестор и даю деньги — значит, я главная.
Мы пришли на российский рынок в 2006 году. В партнерстве с банком «ВТБ Капитал» искали технологические стартапы с глобальным потенциалом. В 2014 году из-за обострения отношений России и США мы ликвидировали DFJ-VTB Aurora, но мне очень не хотелось уходить с российского рынка — была надежда, что отношения двух стран вскоре вернутся в нормальное русло. Сейчас я понимаю, что это маловероятно, и концентрируюсь на европейском рынке, но продолжаю общаться с российскими предпринимателями.
«Когда стартап вовсю выступает на конференциях, инвестировать в него поздно»
Главная проблема российских компаний — неумение себя продавать. Некоторые стартапы сошли с дистанции именно по этой причине. Например, Light Engines Александра Шишова выпускал рекламную подсветку и информационные табло на основе светодиодов. Уникальные оптические решения позволяли сделать источник освещения в четыре раза мощнее аналогов. Но вместо того чтобы развивать технологию и предлагать продукт разным игрокам на рынке, стартап сделал ставку на продажи лидеру отрасли — компании Siemens. Такая бизнес-модель оказалась ошибочной. После предварительной договоренности о покупке светодиодов китайское подразделение Siemens задержало выпуск своей продукции на год. Поскольку на других покупателей Light Engines не рассчитывал, стартап в 2006 году оказался банкротом.
Имеет ли смысл искать стартапы в России сейчас? Да, безусловно. Во-первых, в России встречаются сильные технологии — например, облачная технология нашей портфельной компании Grid Dynamics. Во-вторых, из-за падения рубля российские разработчики (при их достаточно высокой квалификации) стали стоить намного дешевле, чем разработчики в Долине. Создавать и развивать в России IT-стартапы с прицелом на мировой рынок стало выгоднее, а еще более выгодно — оставить разработку в России, а штаб-квартиру компании перенести на Запад.
Если инвестор не ленив, он будет искать стартапы по всему миру. Мне нравится лично общаться с предпринимателями и выстраивать с ними отношения еще до того, как они создадут компанию. Когда стартап вовсю выступает на конференциях, инвестировать в него уже поздно. Мы, инвесторы, соревнуемся друг с другом, чтобы найти нераскрученные стартапы до этой стадии.
Кто такая Александра Джонсон
Александра «Саша» Джонсон родилась во Владивостоке, получила степень кандидата филологических наук в СПбГУ и степень MBA в калифорнийском университете Беркли. Занималась международным консалтингом в компании Noveco в Вашингтоне. В начале 2000-х занимала пост генерального директора стартапа Libritas (разрабатывал голосовой интернет-протокол VoIP) и основала компанию Landbridge Capital (занималась бизнес-девелопментом для стартапов в Кремниевой долине). Сегодня Джонсон — управляющий партнер фонда Global Technology Capital (GTC), входящего в семью фондов Draper Venture Network (DVN), и занимается инвестициями в Европе.
Под управлением Джонсон фонд DFJ-VTB Aurora совершил ряд успешных инвестиций в российские стартапы, которые выросли в международные компании. Например, в 2012 году фонд инвестировал в Rolith российского физика Бориса Кобрина (занимался наноматериалами для потребительской электроники), который фонд инвестировал в 2012 году, в мае 2016 года купил канадский разработчик фотоэлектроники Metamaterial Technologies (сумма сделки не разглашается).
Самым успешным экзитом фонда стала продажа в начале 2017 года российско-американской компании Grid Dynamics китайскому конгломерату Teamsun Technology. Фонд инвестировал в стартап $5 млн. По данным Reuters, сумма сделки с Teamsun Technology составила приблизительно $118 млн, однако Джонсон эту цифру не комментирует.
