«Я не люблю продавать воздух»: интервью с писательницей Юлией Прудько

С детства мечтала брать интервью

 — Мы традиционно начинаем с детства. Расскажи, как оно проходило, и о самой главной мечте — кем ты хотела быть в детстве?

 — Я родилась в Москве, но так сложилось, что мое детство прошло в Подмосковье, где-то в часе езды от Москвы. Мы жили по тем временам очень даже неплохо  — у меня была своя комната. Но все как у всех: стенка, дребезжащий сервант. И вот я в этой комнате представляю, как беру интервью у Леонида Агутина, в красках помню, как это делала. Мне было, может, максимум 4 года.

И за 35 лет моя мечта не претерпела изменений  — я по-прежнему хочу сделать разговор с Леонидом. Я изучала его биографию, изучала вот ту точку, когда Леонид стал популярен. Это как раз начало 1990-х.

Так сложилось, что очень рано я начала свою профессиональную деятельность. Мне было лет 17, я устроилась работать в издательский дом Independent Media. Ты еще никто и звать тебя никак, и вдруг у тебя с одной стороны  — Тимати, а с другой — Рома Зверь. Это было невероятное приключение.

 — Как так получилось? Как 17-летней студентке доверили брать интервью у звезд?

 — Я была не просто студенткой первого курса без опыта работы  — меня толкало невероятное стремление срулить из той самой комнаты с дребезжащим сервантом. И, видимо, это желание было настолько неистовым, что пространство мне очень стало помогать. Я нашла объявление на каком-то обычном сайте, где люди ищут работу. Я его перелопачивала каждый божий день. Я даже не могла себе представить, что мне выпадет такая невероятная удача и честь. Увидела, что в журнале «Yes! Звезды» требуется ассистент ассистента.

Я была фанатом журнала Yes!, а «Yes! Звезды»  — ну так, это как-то недостойно великой чести читать про «звезд». Но, думаю, посмотрю. Купила журнал и увидела огромное количество всего, что я могла бы в этом журнале изменить. Сейчас я бы так не поступила. И я дико скучаю по этой безумной, дерзкой девочке, которая взяла журнал лучшего на тот момент издательского дома страны и сказала: «Ребят, вот здесь что-то вы не дорабатываете, вот здесь надо доделать. Я приду и все вам сделаю как надо». И я, недолго думая, изложила это в письме потенциальному работодателю. Мне, конечно же, никто не ответил. И я подумала, что не дошло. И дальше что я стала делать? Раз в день копировать его и отправлять заново. Я так делала дней восемь- десять, пока мне не пришел ответ: «Юля, мы все поняли. Пожалуйста, оставьте ваш контактный телефон».

 — Расскажи о внутреннем «вау»: как это  — брать интервью у своего кумира?

 — Это очень большой стресс.

 — Страшно?

 — Ты знаешь, мне было очень страшно. Если бы у меня были родители из мира кино или телевидения, если бы я росла среди этих людей, наверное, было бы по-другому. Но я была совершенно из другой среды.

Мне было очень волнительно, когда нужно было к Диме Билану приехать и что-то ему передать или забрать. Поначалу это была больше курьерская работа, чем журналистская. Сердечко сильно постукивало, ты сам не понимаешь, почему.

Я терпеть не могла пиарщиков

— Класс! А потом была Кира Пластинина. Это был главный модный бренд в стране. Как ты после журналистики решила уйти в пиар?

— Очень люблю эту историю, потому что она очень характЕрная и харАктерная. Когда я работала в журнале, не из-за снобизма или каких-то эгоистических соображений, но я терпеть не могла, прости, Маша, пиарщиков.

— Это нормально для журналистов. Это базовая настройка.

— Вся ирония судьбы заключалась в том, что потом мне пришлось перестроиться и самой пройти через ряд нюансов. Я с большим энтузиазмом и неуемной энергией стала забирать под себя все больше рубрик в журнале. В какой-то момент я прямо себя закопала, я делала 80% журнала. Когда звонил какой-нибудь пиарщик и звал на мероприятие или что-то предлагал, меня это совершенно выбивало из колеи, потому что занимало время и выдергивало из рабочих процессов. Это же достаточно тонкая настройка — написание материала.

И сейчас даже неудобно сознаваться, но тогда были городские телефоны, ты был вынужден брать трубку, когда находишься на рабочем месте. Сейчас я так не думаю и могу не взять мобильный сколько угодно раз. А вот тогда было нельзя. Я страшно злилась, а пиарщики меня дико утомляли.

Потом я познакомилась с Кирой по очаровательнейшему стечению обстоятельств. Она была на обложке Yes!, и что-то там не задалось. А я мало того, что писала 80% журнала, я была всеми частями тела. Если нужно было на ком-то что-то снять в фотостудии — с головой, без головы — это была я.

В общем, на съемке с Кирой что-то пошло не так: она получилась очаровательно, но с телом что-то было не то, и фото не могли утвердить. Так я стала телом Киры Пластининой.

Так началась наша с Кирой большая и светлая, не побоюсь этого слова, дружба. Через какое-то время меня забрали из Yes!, можно сказать, насильно. Директор по маркетингу модного дома Киры Пластининой тогда сказала: «Прудько, ты нам нужна, мы хотим только тебя. Приходи писать книгу про Киру Пластинину». И я, конечно, на эту сладкую вкусняшку, «книгу», поддалась.

— Зарплату предложили больше, чем в журналистике?

— Конечно, там крепко больше. Честно признаюсь, для меня тяжело далось это решение, потому что я обожала всю нашу редакцию. Она, правда, была особенная. У нас была очень классная атмосфера, мы все очень дружили. И, конечно, у нас такое было внутри реалити, когда мы ссорились, выясняли в творческом пылу какие-то моменты. Но это была семья. И, конечно, уйти из нее было непросто.

Самое интересное — пришла я, великий писатель, писать биографию великого дизайнера. И выяснилось, что нет такой штатной позиции в штатном расписании. Директор по HR была в абсолютной ярости: «Что вы мне тут устроили?! Какой писатель?» И все такие: «Прудько, есть позиция пиарщика». Я говорю: «Да вы издеваетесь». Мне начали что-то говорить про диджитал-развитие, это просто название. Но как корабль назовешь…

— Ты потом звонила своим бывшим коллегам и также звала их на вечеринки?

— Ну, конечно, то, что у меня был бэкграунд работы в журнале, дало очень много. Я понимала, как корректно общаться с журналистами. Я понимала, как отказ перевести в положительное решение. И что это не вопрос одной смс. И, конечно, я бы даже близко это не понимала, если бы у меня не было 4 года опыта работы в журнале.

— В чем для тебя принципиальная разница между журналистами и пиарщиками? Все же говорят, что это очень похожие профессии.

— Мне кажется, это как спросить, в чем разница между шахтерами и официантами. Примерно такой вопрос.

— Но для меня это люди с принципиально разными базовыми качествами. Журналисты больше похожи на следователей, пиарщики больше похожи на HR, наверное.

— Интересно. Я никогда это вот так не видела. Ты знаешь, я, наверное, просто никогда не работала в той области журналистики, где журналист — следователь. Я к этому никогда не стремилась, и Бог миловал. Неизвестно, конечно, как оно сложится, но не хотелось бы. Я всегда была рассказчиком, даже в глянце, продюсером, организатором.

Это все называется интервьюер, но, по большому счету, я общалась со звездами, интересными мужчинами. Это всю жизнь со мной.

Я вот сейчас тебе рассказываю и вспоминаю. Я в Yes! придумала рубрику — разговаривала с четырьмя мужчинами о сексе. В свои-то 18. Компетентная женщина. И почему именно мужчины, почему их было четверо, к тому же это было дико сложно продюсировать. Иногда кто-то был «звезда», а остальные трое не такие большие «звезды». Разные были комбинации. Я сейчас проговариваю это тебе и понимаю, что я все время вокруг этого ходила и сейчас пришла, наверное, к какому-то безупречному для меня формату.

Поэтому я всегда была рассказчиком, повествователем. В пиаре я тоже была рассказчиком. Чтобы влюбить в бренд, в человека, которого я продвигала. Потом же у меня было пиар-агентство. Что мы там только не продвигали! Но все только по любви. Я всегда брала на пиар только то, что у меня действительно находило резонанс лично. Я понимаю, что это красиво, это со вкусом, в этом есть какая-то идея. Это не тиражированная история, не ширпотреб.

Я была, конечно, рассказчиком, потому что мне нужно было влюблять в этот продукт конкретных журналистов и, в некоторой степени, аудиторию. Я поняла, что я сама себе противоречу, потому что я сказала про шахтеров и официантов, а теперь говорю, что это — одно и то же. Очень разные по энергии профессии, очень разные.

— Кого в обществе уважают больше — журналистов или пиарщиков?

— Сложно сказать. Ты знаешь, если говорить про текущий момент, я настолько вне общества, я сторонюсь социума. Если его можно избежать, я сделаю это с величайшим удовольствием. Если говорить о том, как я это помню 10 лет назад, мне кажется, меня уважали и как пиарщика, и как журналиста. Более того, у меня был период в жизни достаточно продолжительный, года 4, когда я совмещала. У меня были и все мои агентства многочисленные по пиару, и я была светским обозревателем в Harper’s Bazaar. Меня и так и сяк воспринимали с большим теплом.

Начать собственный бизнес в беременность

— Расскажи про переход в собственный бизнес. Это же довольно сложное решение — взять ответственность за свой доход, за людей, которым ты должен платить зарплату, за поиск клиентов. Как ты решилась на такое?

— А ты знаешь, от безысходности.

— Это частый ответ.

— Не было такого, что направо пойдешь — вот это обретешь, налево пойдешь — вот это. Я понимала, что мне нужно закончить свою карьеру в Kira Plastinina. И сама Кира, было видно, уже хотела остановить свою карьеру там. А я не понимала, что дальше делать. Я была в абсолютном раздрае, на меня стали сыпаться клиенты, с которыми я как-то пересекалась. Все-таки fashion-мир очень маленький, в нем очень быстро распространяется любая слава: и хорошая, и плохая.

Я поняла, что все нужно в какую-то структуру обрамлять. А потом документы о регистрации ООО я получила в один день с положительным тестом на беременность. Такого расклада я не ожидала.

Поэтому не могу сказать, что я что-то выбирала. Я выбирала быть активной и не сдаваться, хорошо жить, хорошо зарабатывать. Но, по большому счету, я просто делала то, что мне предлагала судьба.

— Ты открыла агентство на шестом месяце беременности.

— Боже! Но это еще смелее. Я-то не знала. Если бы я знала, что так будет, я бы ничего не открыла.

— Твое агентство существует сейчас?

— В контексте меня — нет. Наверное, юрлицо есть. Но я с этим видом деятельности не связана. Это произошло, когда начались большие геополитические пертурбации. Я просто поняла, что, наверное, все.

— Но при этом российский рынок моды сейчас — это что-то потрясающее.

— И да, и нет.

— Да? Расскажи.

— Я сейчас могу только как диванный, кресловый критик выступить. Я очень сильно уже не в контексте.

— Ты видела рынок 2010-х годов, когда была Kira популярна. У меня, кстати, будет вопрос: почему, по твоему мнению, бренд ушел? И ты видишь рынок сейчас. Екатеринбург — столица русской моды. Научились шить прекрасную базу, все конкурируют между собой. Может быть, как раз сейчас было бы круто развивать бизнес.

— А инструментов для развития этого бизнеса я не вижу.

Ты сказала про 2010 год, это была одна ситуация. Я бы добавила еще одну веху — 2015-й, как раз когда я запустила агентство. И вот ситуация, которую мы наблюдаем сейчас. В 2010-м порог входа в область дизайна был высочайший по ряду причин. Не было элементарного технологического ПО, а сейчас можно скачать программу и разобраться с ней, пообщаться с нейронкой, и вот у тебя готова коллекция. Я очень примитивизирую, но глобально это плюс-минус так.

Тогда должен был быть очень крепкий бюджет, чтобы нанять огромное количество людей. И в сознании людей был либо высокий люкс, либо массмаркет, который во многом был представлен зарубежными брендами, и все им аплодировали. В страну тогда только-только пришли Zara и H&M.

В 2015-м ситуация была другая. Ты, в принципе, уже мог собраться с кем-то и сделать коллекцию. Стал очень активно появляться сегмент, в который в 2010-м никто не верил, не мог себе представить. Тот самый middle-up. Это был наш суперкейс, когда мы брали бренды этого сегмента и их развивали по канонам люксовых брендов. Это стоило дешевле, чем Prada, но было не менее круто.

Дальше что произошло? Инфлюенсеров — каждый второй, кто выложил кринж в Reels и выстрелил. Глянца нет. Что я могу структурно предложить?

Я не люблю продавать воздух, я не люблю заниматься профанацией. Я поняла, что мне этому миру в таком контексте больше предложить нечего. Может быть, однажды будет что предложить. Но пока, на мой взгляд, это мыльный пузырь. Я не хочу это делать.

Надо делегировать то, что не любишь

— Как ты себя сейчас идентифицируешь? Кто ты для рынка? Писатель, интервьюер?

— Слушай, очень классно ты сформулировала вопрос, потому что я на рынок больше не хожу. Я невероятно горю тем, что я делаю в рамках своего YouTube-канала. Это мое самое любимое дело на свете. Такое же любимое дело — книги. Они в параллельных вселенных существуют. То и то — вроде бы про писательство, потому что я все пишу сама.

Я очень много пишу именно для своего YouTube, все сценарии, короткометражные зарисовки, этюды — я это все описываю сама. Это все мой слог, я никому не могу это доверить. Это мое любимое дело. Я что, сумасшедшая, кому-то доверять то, что я сама люблю? Надо делегировать то, что не любишь. Я понимаю, что никто из моей головы это не достанет и не сделает на том уровне, на котором мне нужно. Я, наверное, человек, который занимается тем, что он любит больше всего на свете. Это не очень понятная рынку формулировка, но я туда, в этот рынок, не очень стремлюсь.

— Что самое интересное в YouTube-канале? Что тебе нравится больше всего?

— О Боже! Все. Мне, честно скажу, интересен выбор гостей. Объясню почему. Для меня это и интересно, и своего рода челлендж. Мне интересны абсолютно любые мужчины. Концепция канала в том, что я разговариваю только с мужчинами. И мне одинаково интересен как Леонид Агутин, так и врач скорой помощи, который к моим детям приезжал, или рыбак с Камчатки, который всю свою жизнь ходит на лодке, видит это гулко шатающееся море, достает из него рыбу и дальше ее реализует. И вот что у него там происходит в душе? Как он женщин видит? Как он красивое ощущает? Он же каждый день видит это невероятно красивое. А море бывает дико угрюмым и навевает депрессию. Мне одинаково интересны как большая звездная история, так и истории из жизни. Поэтому я в героях ориентируюсь ужасно. Я вообще не понимаю, когда говорят: «Надо взять вот этого героя»…

— Потому что он медийный, да? Надо взять интервью у Джигурды.

— И вернуть ему былую славу, да. Когда я сказала, что хочу сделать интервью с Джигурдой, у меня спрашивали, что навело меня на эти мысли. Кстати, его очень хорошо знает молодежь, он у них такой мемный парень. Вот прям, наверное, ребята в возрасте около 20 лет, они его знают.

— Какие еще у тебя любимые интервью?

— Я всегда говорю, что последнее, которое вышло, оно и есть самое любимое. Это правда так, потому что это только-только рожденный ребенок. И ты еще помнишь, как много ты в него вкладывал, пока он был в тебе.