Как квалифицированные машины отнимут работу у людей, которые не хотят быть «розовыми воротничками»
В декабре в издательстве Individuum вышла книга экономиста-футуролога Дэниэла Сасскинда «Будущее без работы. Технологии, автоматизация и стоит ли их бояться» — о том, как именно роботы в недалеком будущем заменят нас на рабочих местах. Удивительно в этой книге то, что при её подготовке издательство частично действительно обошлось без людей — а именно без переводчика и иллюстратора. Обложку к этой книге нарисовал искусственный интеллект, а перевод выполнил «Яндекс.Переводчик», — некоторые фрагменты в книге осознанно оставили даже без редактуры, чтобы читатели могли проверить, насколько хорошо робот справился с переводом. Inc. публикует отрывок, посвящённый угрозе безработицы из-за машин.
Недосягаемая работа
У древних греков был миф о Тантале, совершившем отвратительное преступление: он разрубил на куски своего собственного сына и подал его в пищу богам. Учитывая, что его гости были всеведущи, это оказалось очень плохим решением. Когда его замысел раскрыли, ему назначили наказание — стоять вечно в воде по самый подбородок в окружении деревьев, ломящихся от плодов, но вода отступала от его губ всякий раз, когда он пытался сделать глоток, а ветви отклонялись, когда он протягивал руку, чтобы сорвать плоды. История Тантала, подарившая английскому языку слово tantalize (дразнить, соблазнять), отражает один вид технологической безработицы, мы можем рассматривать ее как «фрикционную». В этой ситуации все еще есть работа, которую должны делать люди, но не все работники смогут «протянуть руку и взять ее».
Фрикционная технологическая безработица необязательно означает, что у людей будет меньше рабочих мест. В течение следующего десятилетия или около того почти во всех странах замещающая сила, вытесняющая рабочих, вероятно, будет подавлена дополняющей силой, повышающей спрос на их труд в других сферах. Несмотря на все технологические достижения, которые мы наблюдаем в последние десятилетия, обширные области человеческой деятельности все еще нельзя автоматизировать и присвоение задач машинами остается ограниченным. Историческая тенденция — заключающаяся в том, что на труд людей всегда сохраняется значительный спрос, — вероятно, будет сохраняться еще какое-то время. Но постепенно это будет служить утешением все меньшему числу людей. Да, многие задачи, вероятно, останутся за пределами возможностей машин, и технический прогресс приведет к повышению спроса на людей, способных их выполнять. Однако, как и в мифе о Тантале, эта востребованная работа, вероятно, будет недоступна многим людям.
«Фрикции», или трения, на рынке труда мешают работникам свободно менять сферу деятельности (если представить экономику как большую машину, то это можно сравнить с ситуацией, когда песок, попавший в колеса, нарушил плавный ход движения). Сегодня уже есть места, где это происходит. Возьмем, к примеру, мужчин трудоспособного возраста в США. Со Второй мировой войны их участие на рынке труда резко сократилось: каждый шестой теперь оказался без работы, что более чем в два раза превышает показатель 1940 года. Что же с ними случилось? Самый убедительный ответ заключается в том, что эти люди столкнулись с фрикционной технологической безработицей. В прошлом многие из них нашли бы хорошо оплачиваемую работу в промышленности. Однако технический прогресс означает, что этот сектор больше не обеспечивает людей достаточным количеством рабочих мест: в 1950-м в промышленности работал примерно каждый третий американец, тогда как сегодня в ней занято менее 10%.
По мере того как экономика США менялась и росла — с 1950 года она увеличилась примерно в четыре раза, — в других секторах возникло множество новых рабочих мест, но, что особенно важно, для многих из вытесненных людей они по целому ряду причин оказались недоступны. В ближайшее десятилетие это, вероятно, произойдет и с другими категориями работников. Подобно вытесненным промышленным рабочим, они тоже окажутся в ловушке в определенных нишах рынка труда и не смогут занять имеющиеся места в других отраслях. Для этого есть три различные причины, три различных типа трений: несоответствие навыков, места проживания и личные несоответствия.
Несоответствие навыков
Как мы уже видели, во многих развитых странах в последние годы наблюдается все бóльшая поляризация рынка труда. Сейчас стало больше как высокооплачиваемой, высококвалифицированной работы, так и низкооплачиваемой и низкоквалифицированной, но сократилось количество хорошо оплачиваемых рабочих мест посередине, которые традиционно позволяли многим людям причислять себя к среднему классу. Если пример США сколько-нибудь показателен, то факты намекают, что это размывание, скорее всего, будет продолжаться. И отсюда вытекает первая причина возможной фрикционной технологической безработицы: достичь вершины становится все труднее.
В прошлом можно было оседлать последовательные волны технического прогресса на рынке труда. Несколько сотен лет назад бывшие крестьяне, вытесненные машинами из традиционного труда в сельском хозяйстве, относительно легко переходили к работе в промышленности. Переход от крестьянских хозяйств к фабрикам означал, что труд изменился, но новые навыки, необходимые для него, были легко достижимы, поскольку речь по-прежнему шла о ручном труде. По мере того как промышленная революция набирала обороты, машины становились всё сложнее, производственные процессы — изощреннее, а фабрики — крупнее. Возрос спрос на образованных «синих воротничков» — инженеров, машинистов, электриков — и «белых воротничков», управляющих организациями и предоставляющих профессиональные услуги. Работникам, желавшим двигаться вверх по карьерной лестнице, этот переход от ручного труда к умственному давался труднее. Как отмечает Райан Авент, старший редактор журнала Economist, в начале XIX века к этому мало кто был готов: «Большинство людей не умели ни читать, ни писать». Тем не менее многие люди все еще могли научиться необходимым навыкам. Многим помогло подняться массовое образование, повсеместно внедрявшееся в конце XIX — начале ХХ века.
В течение ХХ века уровень квалификации продолжал расти во всем мире, поскольку люди пытались вскарабкаться на более высокооплачиваемые должности. Экономисты метафорически рассуждали о гонке между рабочими и технологиями, подразумевая, что люди просто должны научиться правильным навыкам, чтобы не отставать. Но сегодня эта гонка — не такая простая задача для тех, кто хочет в ней поучаствовать. Во-первых, многие в этой гонке уже бегут на пределе своих возможностей. Во всем мире доля людей, получающих хорошее образование, перестала расти. Как отмечает Авент, очень трудно добиться того, чтобы более 90% людей заканчивали среднюю школу или более 50% получали университетский диплом. Исследования ОЭСР выявили аналогичное прекращение повышения квалификации работников. «Большинство стран мира работают над повышением уровня образования и квалификации своего населения, — говорится в докладе организации. — Однако из имеющихся данных о квалификации взрослых в странах ОЭСР за последние два десятилетия нельзя сделать вывод, что благодаря улучшению образования в прошлом доля работников с более высоким уровнем квалификации увеличилась».
В то же время вести эту гонку с технологиями будет все труднее, ведь они набирают темп. Умения писать и считать уже недостаточно, чтобы не отставать, как это было в начале XX века, когда рабочие начали перебираться из фабрик в офисы. Требуется все более высокая квалификация. Примечательно, что если работники с высшим образованием зарабатывали больше тех, у кого было только среднее образование, то зарплаты получивших послевузовскую квалификацию росли гораздо быстрее.
Ускоряющийся темп гонки отчасти объясняет, почему вся Кремниевая долина решительно осудила меры по контролю над иммиграцией, введенные Дональдом Трампом. В рамках своей политики «Америка превыше всего» Трамп пообещал ограничить число рабочих виз H-1B для специалистов, которые позволяют примерно 85 тысячам иностранцев ежегодно въезжать в Соединенные Штаты, часто для работы в IT-компаниях. Эти визы помогают компаниям Кремниевой долины удовлетворять спрос на высококвалифицированные кадры, привлекая иностранцев. Идея заключается в том, что американцы не всегда справляются с этой работой и компании обращаются за визами только тогда, когда не могут найти квалифицированных специалистов в США. Такое утверждение вызывает некоторые подозрения; критики говорят, что компании фактически используют эти визы для найма иностранных рабочих, которым можно меньше платить. Тем не менее, по некоторым оценкам, в мире есть только 22 тысячи исследователей с кандидатской степенью, способных работать на передовой ИИ, и лишь половина из них живут в США — большая доля, но все же число возможных работников сравнительно невелико, если учесть важность сектора.
Личное несоответствие
Неизбежная альтернатива для тех, кто не может получить высокооплачиваемую, высококвалифицированную работу, — переход на менее квалифицированную или низкооплачиваемую. Такова, по-видимому, судьба менее образованных рабочих в США: по словам Дэвида Отора, на рынке труда они движутся «вверх все меньше и меньше». Поразительно, что за последние полтора десятилетия многие хорошо образованные люди, стремившиеся достичь вершин рынка труда, не добились успеха и были вынуждены перейти на работу, для которой они слишком квалифицированы.
Например, в 1950 — 1960-е годы считалось, что работа в ресторанах быстрого питания в основном предназначена для «летней подработки подростков», но сегодня в США только треть работников фастфуда — подростки, 40% — старше 25 лет и почти у трети есть высшее образование. Треть американцев, получивших образование по специальностям, имеющим отношение к науке, технике, инженерии и математике, в настоящее время находится на позициях, не требующих такой квалификации. Когда экономисты изучили задачи, присущие всем рабочим местам, которые занимают выпускники американских колледжей, они обнаружили провал «интенсивности когнитивных задач» с 2000 года — «большой откат спроса на навыки». Выпускники все чаще оказываются на рабочих местах, требующих меньше когнитивных навыков и меньшей квалификации, чем раньше.
Однако не все смирились с откатом в сторону хуже оплачиваемых или менее квалифицированных ролей, предпочтя стать безработными. И это вторая причина, по которой нам следует ожидать фрикционной технологической безработицы в будущем. Возможно, люди не только не обладают навыками для выполнения доступных задач, но и не хотят выполнять предлагаемую менее квалифицированную работу.
Нечто подобное уже происходит в Южной Корее, известной интенсивностью своей научной среды, где около 70% молодежи имеют ученые степени. Зато и среди безработных половина — выпускники вузов. Отчасти это происходит потому, что высококвалифицированные люди неохотно берутся за доступную работу — низкооплачиваемую, небезопасную или низкостатусную, другими словами, не ту, к которой они готовились. Факт, что работники готовы избегать такой занятости, особенно важен, поскольку нет никаких оснований полагать, что в будущем технический прогресс обязательно создаст для них более привлекательную работу.
Широко распространена фантазия, что технический прогресс сделает труд интереснее, поскольку машины возьмут на себя невыполнимые, скучные, однообразные функции, оставив людям только важные задачи. Нам часто повторяют, что машины освободят нас, чтобы мы «делали то, что действительно делает нас людьми» (эта мысль закостенела в самом языке, который мы используем, когда говорим об автоматизации: слово робот происходит от чешского robota — тяжелый труд). Но это заблуждение. Мы уже видим, что многие задачи, доставшиеся людям, являются «нестандартными» и сосредоточены в плохо оплачиваемых рабочих местах на дне рынка труда — они мало напоминают те виды деятельности, которые, как многие предполагали, не будут затронуты автоматизацией. Нет никаких причин думать, что в будущем все будет иначе.
Среди взрослых мужчин в США складывается похожая ситуация: некоторые работники, по-видимому, покинули рынок труда по собственной воле, а не по необходимости — хотя и руководствуясь иными причинами. Вытесненные со своих рабочих мест новыми технологиями, они предпочитают вообще не работать, чтобы только не стать «розовыми воротничками» — неудачный термин, показывающий, что среди рабочих мест, в настоящее время не доступных машинам, на женщин приходится непропорционально высокая доля. Это преподавание (97,7% воспитателей дошкольных учреждений и детских садов составляют женщины), уход за детьми (92,2%), парикмахерские услуги (92,6%), домашнее хозяйство (88%), социальная работа (82,5%) и ресторанное обслуживание (69,9%).
В то время как рабочие места в промышленности, где доминируют мужчины, сокращаются, места, где преобладают женщины, увеличиваются: согласно прогнозам Бюро статистики труда США, именно эти сферы привлекут наибольшее количество работников в ближайшие годы. Почему люди неохотно берутся за доступную им работу? Отчасти потому, что зарплата большинства этих «розовых воротничков» значительно ниже среднего уровня по стране. Но еще важнее то, что многие из работающих мужчин привязаны к идентичности, связанной с определенной ролью — ее социальным статусом, характером работы, типом людей, склонных ее выполнять, — и они готовы оставаться безработными, чтобы защитить ее.
Идея фрикционной технологической безработицы может не походить на наши кошмарные фантазии, связанные с будущим труда. Некоторые могут задаться вопросом, считается ли это «реальной» технологической безработицей, ведь если бы рабочие научились правильным навыкам, изменили свое мнение о себе или просто переехали туда, где есть работа, трения бы исчезли. Но не стоит отвергать эту проблему на подобных основаниях. Хотя теоретически это может быть только временным вопросом, на практике такие трения очень трудно разрешить. И с точки зрения работников, нет никакого значимого различия между недоступной им работой и ее полным отсутствием. Для них рассказы об островах занятости в других отраслях экономики с таким же успехом могут быть вымыслом.
