Не нужно тратить годы на исследования, тесты, запуск производства, потому что ваш продукт может оказаться никому не нужным. Стоит максимально снизить издержки и на коленке собрать первую версию, чтобы сразу показать ее клиенту и понять, стоит ли вообще заморачиваться. Прославившейся методикой развития стартапов бизнесмен Эрик Рис знает, какие вопросы нужно задать своей команде для снижения сроков и издержек. Программист Рис организовал свой первый бизнес еще студентом: это был форум для обучающихся, сводивший их с потенциальными работодателями. После ряда проектов — провальных и успешных (например компания IMVU с доходом в $40 млн) — бизнесмен разработал собственную философию, которая помогала бы стартапам выжить, используя простые инструменты. Один из способов — как можно быстрее найти первого клиента. Об этом он рассказывает в своей новой книге «Метод стартапа. Предпринимательские принципы управления для долгосрочного роста компании», которая вышла в издательстве «Альпина Паблишер» в сентябре. Inc. публикует отрывок с сокращениями.
Каждый год в августе General Electric проводит общее собрание высшего менеджерского состава в Кротонвилле, штат Нью-Йорк. По приглашению директора по маркетингу Бет Комсток и генерального директора Джеффа Иммельта я на таком собрании в 2012 г. рассказывал топ-менеджерам компании о бережливом стартапе. Во второй половине того же дня состоялся семинар с командой, работающей в проекте Series X, и несколькими десятками вышестоящих лиц в конце комнаты, которые «просто наблюдали». Эти встречи были посвящены разворотам, и я проявил тогда полное невежество в дизельных двигателях (но все были так добры ко мне, что согласились слушать). Как оказалось, это было начало пути преобразований в GE.
Я делал свой доклад в большом лекционном зале. Его заполняли примерно две сотни топ-менеджеров — исключительно скептиков. Бет Комсток, которая в тот день была со мной на сцене, сказала о них так: «Многие из этих людей начинали как инженеры и финансовые работники. Сейчас они управляют регионами или функциональными отделами. Они скрещивают на груди руки, ерзают в креслах. Они думают почти вслух: «Ладно, умник. Ты можешь 50 раз в день переписывать программный код, но попробуй проделать это с реактивным двигателем».
Series X не случайно был выбран в качестве первого проекта для тестирования; огромный мультиплатформенный двигатель — это вещь максимально далекая от программного обеспечения. Наша идея состояла в том, что если мы сможем осуществить этот проект новым способом, значит, метод бережливого стартапа можно использовать во всей компании, — а это полностью соответствовало стремлению упростить деятельность во всех сферах ее бизнеса.
Series X: «Поднимите руку, если вы верите в этот прогноз»
Через несколько часов после выступления перед руководством я находился уже в другой аудитории того же здания вместе с инженерами разных направлений, участвующими в разработке двигателя Series X, генеральными директорами этих направлений и небольшой кроссфункциональной группой топ-менеджеров, которые и организовали мою поездку. И не забывайте еще тех руководителей, которые «просто наблюдали». Мы собрались, чтобы постараться найти ответ на один из самых насущных вопросов Джеффа Иммельта: «Почему мне понадобилось 5 лет, чтобы создать двигатель Series X?»
Я начал семинар с того, что попросил команду Series X пройтись с нами по всему их пятилетнему бизнес-плану. Кори Нельсон, который в тот момент был генеральным менеджером программы Series X1, описывает эту сцену гораздо лучше, чем я: «Я говорю всем, что это было как свободное падение». Моя роль состояла в том, чтобы задавать вопросы: «Что команде было на самом деле известно — и что они только предполагали? Что мы знаем о том, как будет работать этот продукт? Кто наш потребитель, и откуда мы знаем, что это будет ему нужно? Какие аспекты графика работ предопределяются законами физики, а какие — внутренними корпоративными процессами?»
Команда представила уже утвержденный недавно бизнес-план по Series X, в том числе прогноз доходов с диаграммой, столбики на которой уходили вправо и вверх с такой скоростью, будто этот еще не построенный двигатель будет приносить GE миллиарды долларов в год на протяжении ближайших 30 лет. Бет Комсток вспоминает: «Это было похоже на все наши обычные бизнес-планы с «хоккейной клюшкой», которая за 5 лет должна вырасти до небес, и все должно быть просто прекрасно».
Помню, что я подумал про себя: «Может, я и не знаю ничего о дизельных двигателях, но этот бизнес-план выглядит жутко знакомо — как неправдоподобный план-фантазия любого стартапа. Добро пожаловать в мой офис!» Поэтому я попросил присутствующих: «Поднимите руку, кто верит в этот прогноз».
Я не выдумываю: все, кто был в аудитории, подняли руки! Если честно, их как будто рассердил этот вопрос: они должны объяснять какому-то программисту, ничего не знающему о двигателях, что никогда не вложили бы миллионы долларов в план, если бы не верили в него. В конце концов, эта команда уже потратила многие месяцы на ознакомление с потребностями рынка. Лучшие умы компании уже тщательно проработали проект и одобрили его. Понятно, почему они восприняли мой вопрос как оскорбительный для их трудов.
Но я не унимался и на этот раз указал на один конкретный столбик на диаграмме: «Серьезно, кто на самом деле верит, что в 2028 г. вы заработаете ровно столько миллиардов долларов на этом двигателе?»
На этот раз никто не поднял руку. Все знают, что невозможно предсказать будущее настолько точно. Однако многие талантливые топ-менеджеры, присутствовавшие в той аудитории, сделали успешную карьеру именно на этом.
После довольно долгой неловкости мы двинулись дальше. Мне рассказали, что их основной конкурент в данной области давно доминирует на рынке с продуктом, который технически уступает потенциальным возможностям Series X. Двигатель GE должен был стать на 20–30% более энергоэффективным, и они надеялись, что это преимущество заставит потребителей выбрать их предложение. Где-то в приложении к бизнес-плану — в примечаниях — затерялась одна маленькая деталь: оказывается, ключом к успеху конкурентов была широкая сеть местных франшиз, то есть мощная система поддержки взаимоотношений с клиентами. Было очевидно, что это серьезное конкурентное преимущество, так что я спросил у команды, каков их план по дистрибуции. «Мы создадим собственную дистрибьюторскую сеть», — ответили мне. «А вы знаете, как это делается? — спросил я. — Вы делали это раньше? И самое главное: когда именно вы собирались этим заняться?» Ответ на последний вопрос сказал мне больше, чем все остальное:
«После того как создадим продукт».
Все это означало, что команда потратит 5 лет на создание продукта, а затем еще какое-то (очевидно немалое) время на построение сети дистрибуции для продукта, разработке которого к тому времени будет почти 10 лет. В воздухе продолжал витать вопрос: почему на постройку этого двигателя нужно так много времени?
Я не хочу умалять технические трудности, которые привели к разработке первоначального 5-летнего плана. Спецификации требовали огромных инженерных усилий для разработки сложного набора параметров дизайна, вдобавок было необходимо создать новые мощности для массового производства, а также выстроить глобальную цепочку поставок. Множество прекрасных специалистов проделали реально тяжелую работу, чтобы гарантировать: план выполним и технически обоснован.
Но значительная часть технических трудностей проекта была обусловлена самими спецификациями. Предполагалось 5 различных сфер применения этого двигателя; а теперь представьте, насколько разнятся условия его использования в море, при стационарном бурении, на железных дорогах, в электроэнергетике и в мобильном гидроразрыве (фрекинге). А именно такие варианты были предложены, исходя из ряда предположений о размере рынка, предложений конкурентов и финансовой выгоды от поддержки одновременно большого числа разных клиентов.
Эти данные были собраны с помощью традиционных методов исследования рынка. Но опросы и фокус-группы — это не эксперименты. Потребитель не всегда знает, чего он хочет, хотя, как правило, с удовольствием расскажет вам об этом. Стимулы, используемые в большинстве исследований потребительских рынков, обычно порождают больше, а не меньше требований (особенно если вы используете третью сторону). Кроме того, если мы можем обслужить несколько потребительских сегментов одним и тем же продуктом, мы вовсе не обязаны это делать. (На самом деле, это одна из распространенных причин расползания границ проекта. Чтобы составить более привлекательный план-фантазию, мы повышаем уровень сложности для инженеров.) Снизив сложность технических требований, нам, возможно, удастся сократить и сроки создания.
Также возникало много вопросов о коммерческих предположениях плана. Один из присутствующих на встрече сотрудников, Стив Лигуори, который тогда был исполнительным директором GE по глобальным инновациям и новым моделям, вспоминает: «У нас был целый список этих предположений — «прыжков веры» о рынке и потребителях. К какому приросту показателей стремится потребитель? Мы собираемся продавать это через своих продавцов или через сторонних? Мы будем это продавать, сдавать в лизинг или в аренду? Собираемся ли мы платить дистрибьюторам? У нас было две дюжины таких вопросов, и мы спросили команду, на сколько из них они могут ответить: оказалось, всего на 2 из 24». Лигуори назвал это моментом озарения. Компания так сосредоточилась на технических рисках — можно ли произвести этот продукт, — что совсем забыла о рисках, связанных с рынком и продажами, — стоит ли производить этот продукт.
Так как наилучший способ тестирования предположений о рынке — дать потребителям что-то реальное, я внес предложение, радикальное для присутствующих, — построить MVP дизельного двигателя. Эта команда пыталась создать оборудование, которое можно было бы использовать по-разному. Из-за этой сложности у нее не просто не было конкретного целевого потребителя, она к тому же застряла в бюджетных и политических ограничениях, которые неизбежно сопутствуют такому многоцелевому проекту. А если для начала нам заняться одним вариантом применения и упростить инженерные задачи?
Все несколько возбудились. Инженеры заявили, что это невозможно. Потом один пошутил: «Ну, на самом деле не то чтобы совсем невозможно. Можно пойти к конкурентам, купить один из их двигателей, закрасить логотип и поверх этого нарисовать наш». Раздались нервные смешки.
Конечно, делать так никто не собирался, но шутка привела к размышлениям, какой из 5 вариантов двигателя осуществить легче всего. Для применения на море он должен быть водонепроницаемым. Для мобильного фрекинга нужны колеса. В конце концов команда остановилась на стационарном генераторе, как на простейшем с технической точки зрения. Один из инженеров сказал, что это может сократить время цикла с 5 до 2-х лет.
«Это замечательно, — сказал я. — Но давайте на этом не останавливаться. Сколько в этих новых временных рамках займет постройка первого двигателя?» Этот вопрос снова вызвал раздражение среди присутствующих. Мне стали старательно объяснять экономику массового производства. Построить фабрику и создать цепочку поставок занимает одинаковое время, вне зависимости от того, сколько двигателей вы потом произведете.
Я снова извинился. «Простите мое невежество, но я говорю не об одной линии двигателей. Сколько нужно времени, чтобы собрать всего лишь одну единицу продукта? У вас же есть какой-то пробный вариант процесса?» Он у них был, и в требованиях было указано, что первый рабочий прототип должен быть собран и протестирован в течение 1 года. Тогда я спросил, есть ли у кого-нибудь из присутствующих потребитель, которого может заинтересовать покупка первого прототипа, и один из вице-президентов вдруг сказал: «Ко мне каждый месяц приходит кое-кто и просит об этом. Я уверен, что они бы купили».
Зачем вам один покупатель
Настроение начало меняться. Мы дошли с 5 лет до 1 года, необходимого, чтобы передать настоящий продукт в руки настоящего потребителя. Но команда не унималась. «Понимаете, если вы просто хотите продать единственный двигатель единственному конкретному покупателю, — сказал один инженер, — нам даже не нужно создавать что-то новое. Мы можем модифицировать имеющийся у нас продукт». Все присутствующие недоверчиво уставились на него. Как выяснилось, существовал двигатель под названием «616», который при некоторых изменениях соответствовал бы спецификациям нового двигателя для его использования в качестве генератора электроэнергии. Конечно, 616-й не мог приносить такую же прибыль, как предполагаемый Series X, поскольку у него был неправильный вес и профиль затрат. Но поскольку речь шла буквально о единственном двигателе, я спросил: можем ли мы позволить себе продать модифицированный 616-й дешевле, по цене, соответствующей Series X, — просто для тестирования спроса? Балансовая ведомость GE могла бы это вынести. Этот новый минимально работоспособный продукт требовал для его создания в прямом смысле слова на порядок меньше времени, чем первоначальный план: менее 6 месяцев по сравнению с более чем 5-ю годами.
Всего за несколько часов, задав несколько обманчиво простых вопросов, мы в несколько раз сократили время цикла проекта и нашли для команды способ быстрого получения информации о продукте (обучения). Если они решат этому последовать, мы потенциально сохраним компании миллионы долларов. Но вдруг этот первый потребитель не хочет покупать наш продукт? А если ему помешает отсутствие сети обслуживания и поддержки продукта? Может быть, все-таки лучше узнать об этом сейчас, а не через 5 лет?
Скажу честно: я был очень доволен. Мне казалось, что встреча завершилась наилучшим образом.
Или это не так? Семинар уже подходил к концу, когда один из топ-менеджеров, сидевших сзади, не вытерпел.
Почти все это время он молчал, но решил высказаться наконец. «Какой смысл в продаже одного двигателя одному покупателю?» — спросил он. С его точки зрения, мы только что перешли от обсуждения проекта, потенциально стоящего миллиарды, к проекту, который не стоит ничего.
И это было еще не все. Не говоря о бесполезности продажи единственного двигателя, если мы ограничим его применение одним вариантом, это уменьшит целевой рынок на 80%. И что тогда станет с профилем рентабельности этих инвестиций?
Никогда не забуду, что случилось потом. «Вы правы, — сказал я. — Если нам не нужно ничему учиться, если вы верите в этот план и прогноз, на который мы недавно смотрели, тогда все, о чем я говорю, — пустая трата времени. Тестирование — это отвлечение от настоящей работы по исполнению плана». Я вас не обманываю — на лице топ-менеджера возникло удовлетворение.
На этом мое пребывание в GE могло бы закончиться, если бы несколько его коллег не стали возражать. Мы ведь только что признали, что не уверены в точности прогноза. И сами топ-менеджеры вдруг включились в мозговой штурм, перечисляя все потенциальные ошибки, которые могли бы быть выявлены с помощью этого минимально работоспособного продукта. Что, если требования покупателя будут другими? Что, если обеспечить обслуживание и поддержку окажется сложнее, чем мы думали? Что, если условия, в которых потребитель намерен использовать наш продукт, будут более сложными? Что, если потребитель в этом новом сегменте рынка не доверяет нашему бренду? Когда разговор перешел от вопроса «О чем думает этот чужак?» к вопросу «О чем мы здесь думаем?», — началась совсем другая игра. Даже самый главный технический руководитель компании, Марк Литтл, который тогда был первым вице-президентом и техническим директором GE Global Research, сменил гнев на милость. Именно на него чаще всего поглядывали присутствующие инженеры и именно его скептицизм — совершенно ясно высказанный ранее — заставлял их больше всего волноваться. Он закончил наш семинар, сказав то, чего от него точно никто не ожидал: «Я все понял. Проблема во мне».
Он действительно осознал: чтобы компания двигалась быстрее, как того хотел Джефф Иммельт, ему и всем остальным руководителям нужно было адаптироваться. Стандартный процесс замедлял рост, и он, как хранитель процесса, должен был что-то в нем изменить.
«Для меня важным и интересным стало то, что семинар изменил отношение и настроение команды, — вспоминал он потом. — Раньше они больше всего боялись сделать ошибку, а теперь стали увлеченными, вдумчивыми и готовыми рисковать и что-то пробовать, и это, в свою очередь, заставило команду менеджеров больше задуматься о тестировании гипотез, чем о неудачах. Это позволило нам всем чувствовать себя свободнее».
Но, как вы увидите, это был еще не конец истории. Команда Series X превратилась в один из многих пилотных проектов программы, которую стали называть FastWorks. Они намного быстрее, чем ожидалось, представили на рынок испытываемый образец и сразу же получили заказы на 5 аналогичных двигателей. Вместо того чтобы тайком вести исследования и разработки в ходе стандартного процесса и ждать того, что Марк Литтл называет «большим скачком», они получили ценные знания о рынке и какой-то доход от минимально работоспособного продукта.
«Метод бережливого стартапа все упростил, — вспоминает Кори Нельсон. — Мы пытались все усложнять и делать все одновременно. Бережливый стартап сказал нам: не нужно так мучиться. Совершайте по одному шагу за раз. Давайте выпустим двигатель, давайте научимся чему-то, затем давайте, если необходимо, совершим разворот. По пути могут быть какие-то промежуточные остановки. Пусть это не будет прямая линия, но если вы будете верить в то, что обязательно найдете путь, вы доберетесь до цели».