«Нас опять сделали самыми несчастными — торгаши и жулики, что с нас взять?». Интервью ресторатора, пригрозившего открыть заведение в карантин
Питерский ресторатор Александр Затуливетров пообещал открыть свой ресторан «МыЖеНаТы» 15 апреля несмотря на карантин, если в стране не будет объявлен режим чрезвычайной ситуации, и призвал к тому же других участников рынка. Inc. поговорил с ним и узнал, почему он считает условия карантина несправедливыми и каких последствий ждет от своего призыва.
ДИСКЛЕЙМЕР
Редакция Inc. не поддерживает призывов открывать предприятия во время карантина. Это угрожает жизни и здоровью предпринимателей, их сотрудников, клиентов — и всех, с кем они контактируют.
Но мы уверены, что причина этих призывов — не злой умысел, а неадекватные меры поддержки бизнеса со стороны государства и пренебрежительное отношение к предпринимателям.
«Если ты дурак — дуракам рады помочь»
— Ваш пост вызвал серьёзный резонанс. Какие рестораны уже поддержали вашу идею?
— Внешне мне никто не сообщил о готовности поддержать эту акцию. Может быть, [кто-то поддержит] и это будет приятным сюрпризом для меня, а может быть — нет. Я не тешу себя иллюзиями, ресторанный мир очень сложен, люди в нём работают достаточно скрытные. У меня есть больше двухсот гостей, готовых прийти в открывшийся ресторан, из них примерно 150 — мои коллеги-рестораторы, которые хотят посмотреть, как меня будут винтить. Они как будто и со мной, но как-то с другой стороны.
Какое наказание грозит за открытие предприятия во время карантина?
По закону, за нарушение режима самоизоляции юрлицу грозит штраф до 500 тыс. руб. или запрет на работу до 90 суток. В случае, если нарушение повлечет причинение вреда здоровью или смерть человека, но не содержит признаков преступления, штраф может вырасти до 1 млн руб. За нарушение санитарно-эпидемиологических правил, которое повлекло по неосторожности массовое заболевание или отравление людей, и за создание угрозы наступления таких последствий предусмотрена уголовная ответственность.
— Обратили ли внимание на эту инициативу представители власти или силовики?
— Меня аж пот прошиб при слове «силовики». Мне позвонил один депутат законодательного собрания. Он рассказал о тех мерах, которые они принимают в качестве поддержки малого бизнеса, по-отечески попросил не делать глупостей. За что ему отдельное спасибо, это было приятно.
Я слишком незаметный, чтобы власть снизошла до меня лично. Я отдаю себе отчёт: когда у тебя в руках кнут, пряник не нужен, тебе всё равно, кого бить. Всё понятно: закон есть, размер штрафа есть, если ты дурак — дуракам рады помочь.
— Как персонал отреагировал на возможный выход на работу? Есть ли несогласные?
— Нет, наоборот. Я оставил один рабочий телефон ресторана одной из сотрудниц. От неё сегодня пришла информация, что у нас вал резервов. Я об этом забыл, извинился. Сказал, что могу забрать этот телефон, на что она ответила: «Да нет, вы что! Мы все готовы выйти, нет сил больше сидеть дома». Персонал как раз очень этому рад.
Я считаю сложившуюся ситуацию просто несправедливой, так нельзя. Нельзя разрешать работать офисам банков и не разрешать людям стричься, делать маникюр. Я смотрю на представителей власти, которые выступают с экрана телевизора, — они все подстрижены. Но уже прошло три недели — они уже должны были обрасти. Я не верю, что они сами себя стригут, — куда-то они ходят. Ну почему нам-то нельзя?
Ещё у Киплинга существовало понятие водяного перемирия: когда ситуация очень тяжёлая, к водопою спускаются все звери, и львы, и суслики, никто никого не трогает. Сейчас именно водяное перемирие. Если плохо, то плохо должно быть всем. Мы все должны попрятаться по домам, как этого требует обстановка, закрыться и три недели переждать.
Почему условному «Максидому» (строительный гипермаркет) можно работать, а условной «Гинзе» нельзя? На метро почему-то можно проехаться, а зайти в полупустой спортзал нельзя?
Мы забываем о психологических проблемах: люди сидят дома, им надо выйти. В конце концов, они просто толстеют, им надо заниматься спортом. Почему не открыть спортивные залы по предварительной записи? Вышел, позанимался, вернулся — хотя бы час, но ты держишь себя в форме.
«Я считаю, должно быть плохо всем»
— Вы ведёте запись на какое-то ограниченное количество человек?
— По нормам — не больше 50 человек. Это обязательная норма, естественно, мы будем её соблюдать, она совершенно справедлива. Она более справедлива, чем какие-то непонятные нормы в автобусах и маршрутках. На остановках все стоят на расстоянии 1,5 метра, а потом радостно забиваются в маршрутку и час дышат друг на друга.
— В эти 50 человек будет включён персонал или будет 50 посетителей?
— В зале должно находиться не более 50 человек, включая персонал. Мы делаем это не для того, чтобы зарабатывать. Я выступаю более рьяным сторонником закрытия всех заведений — в том числе организаций, которые условным лоббированием пробили себе разрешение на работу. Вот это меня больше всего возмущает. Люди спокойно ходят, покупают себе не только туалетную бумагу и гречку, но и холодильники, пылесосы, двери. Условный «Максидом» — вы не встанете там на парковку сейчас. Все поехали покупать двери и теплицы, потому что надо готовиться к лету.
— То есть это такой жест против всех?
— Это просто за справедливость. Я считаю, должно быть плохо всем. Если это действительно сложная эпидемическая ситуация, во что я очень верю, то давайте все напряжемся и посидим три недели дома. Потому что сейчас эта полумера не помогает. Люди [обычно] не ходят в рестораны — в рестораны ходят 10% населения. Сейчас очереди в строительные магазины и банки. О каком безопасном расстоянии может идти речь? Человек просто от злости подойдет близко и дыхнет на кого-нибудь.
Странно, что нас опять сделали самыми несчастными — торгаши и жулики, что с нас взять? «Они своё уже отработали, тачки себе купили, сидят на яхтах».
А у нас персонал. Ну ладно, мы умрём от голода. Но у нас персонал — самая активная часть населения. Они пришли работать, чтобы оплачивать кредиты и жильё, снимать квартиру.
У меня 40 человек работает, платить им зарплату просто неоткуда. Куда они сейчас пойдут? Я не знаю, честно. Что они будут делать? Я тоже не знаю. Кто-то уедет домой. Неужели дома лучше? А вдруг они заражены?
— Почему вы в этой ситуации не меняете стратегию ресторана? Какие меры по спасению бизнеса вы принимали во время карантина?
— Мы попробовали продавать сертификаты — это вообще не сработало. Заниматься благотворительностью в этих условиях, конечно, почетно, но я не любитель кампанейщины. Вдруг все решили кормить врачей — их надо было кормить и раньше. Мы повесили во дворе объявление о том, что мы готовы доставлять пожилым людям продукты от наших поставщиков: они стоят не дороже, чем в супермаркетах. Но осуществили это только один раз, так как потом все рестораны закрыли. Все продукты, которые у нас оставались на момент закрытия, мы раздали. Просто вынесли все во двор.
Доставка тоже работала в убыток. Рестораны, работающие на доставку, — это особый вид бизнеса. Невозможно делать хорошо и в зал, и на доставку. Есть блюда, которые невозможно хорошо доставить. Ну, есть суши, пицца, хачапури — какая разница, каким доедет хачапури через полтора часа? Я слишком люблю своих гостей, чтобы возить им по полчаса салаты и горячее, которые мы делаем. У нас блюда, на мой взгляд, если не произведения искусства, то это… произведения искусства! Доставка — это такая условная мера. Кто-то на этом зарабатывает — и слава Богу.
[Открытие ресторанов —] это не крик о помощи: «Помогите, мне хочется есть». Это попытка воззвать к совести. Если мы находимся в сложных условиях, давайте все будем находиться в сложных условиях. Давайте переждём вместе эти сложные три недели, потому что сейчас это профанация, а не период повышенной готовности. Когда станет теплее, никакими сериалами и никаким Петросяном людей у телевизора не удержат. Они выйдут на улицу, они пойдут гулять. И дальше это превратится в тот кошмар, которого все мы боимся.
«Государство никогда мне не помогало»
— Вам не кажется, что такой шаг может вызвать закручивание гаек?
— Мы все боимся, что правительство что-то подумает, что правительство что-то себе вообразит. Я никогда не жду помощи от государства, оно никогда мне не помогало. И слава Богу!
Пусть помогает пенсионерам, пусть помогает врачам и учителям. Малый бизнес сам всё вытянет в очередной раз. Это будет правильно, это будет справедливо.
Но нужны хотя бы какие-то понятные правила игры: что можно, что нельзя. Если можно ходить на улицу, давайте дадим людям возможность покупать чашку кофе. В этом же нет ничего плохого. Все эти полтора метра… Это странно. Получать чашку кофе рукой-манипулятором, а потом спускаться в метро и дышать друг на друга на эскалаторе. Это какой-то сюр.
— Вы вообще верите, что действительно введут чрезвычайную ситуацию и все будут сидеть в одних и тех же условиях?
— Нет. Никогда этот писк не был и не будет услышан. Те тысячи лайков, тысяча перепостов, которые получил этот пост, — ради этого стоило всё это поднимать. Люди хотя бы стали понимать, что проблема существует. Потому что до последнего времени все видели только эти дряхлые петиции. Мы подписываем пачками петиции, одновременно спасая коал в Австралии, рестораторов в Санкт-Петербурге и шахтеров в Донецке, — абсолютно всё равно что подписывать. Для меня это один из самых резонансных постов. Может быть, это к чему-то приведёт. Я думаю, что кто-то сегодня думал о ресторанах в Санкт-Петербурге. Я имею в виду людей власть держащих.
— Как ваш личный протест может помочь в оплате кредита, выплате зарплат сотрудникам?
— Никак, абсолютно. Я даже думать об этом не могу. Если бы в мою поддержку поднялось хотя бы несколько десятков ресторанов, может быть, это бы сработало. Сейчас весь малый бизнес не требует помощи — все просят. Кого мы просим? Мы просим менеджеров, которых все мы взяли на работу. Фонд национального благосостояния — это наши деньги, почему им распоряжаются эти люди?
— Вы одновременно говорите, что всем нужно сидеть дома, и открываете ресторан. Вы не чувствуете ответственности за то, что эпидемия может из-за вас разрастись?
— Я так же боюсь вируса и переживаю, судя по всему, больше, чем городские чиновники. У меня задача не открыть ресторан — у меня задача загнать всех домой. Я не думаю, что подвергну опасности персонал и посетителей. Если я открою ресторан, то с соблюдением всех мер безопасности, которых гораздо больше, чем в метро. Если мы не боимся и все ходим по улице, тогда давайте мы будем ходить и в рестораны. Но если мы все-таки боимся, тогда давайте все сидеть дома — тогда это действительно социальная ответственность и забота об обществе.
— Как долго вы рассчитываете продержаться открытыми?
— Я думаю, это вопрос часов, а не дней. Я не тешу себя надеждой. Я не хочу зарабатывать деньги на болезни. Я хочу, чтобы нас перестали считать людьми второго сорта.
