В 2016 году АФК «Система» Владимира Евтушенкова создала венчурный фонд Sistema_VC объемом 10 млрд рублей для инвестиций в технологические проекты. Почти за два года фонд профинансировал 12 проектов и до конца осени планирует открыть дочернюю компанию в США. Президент фонда Алексей Катков рассказал Inc., зачем вкладывать деньги в неприбыльные пока технологии и почему трудно заставить людей покупать VR-шлемы.
Современный венчурный фонд, инвестирующий в высокие технологии, должен быть гибким. Это направление очень быстро изменяется, в нем постоянно что-то появляется, ты сегодня не можешь даже предположить, какой тренд будет ведущим завтра. Бессмысленно заявлять, что ты инвестируешь только в какую-то конкретную отрасль, потому это «только» завтра окажется никому не нужным, появятся новые тренды.
Сейчас продукт могут сделать реально за неделю «на коленке». 10 лет назад это была целая история, а сейчас кто-то придумал классную нейронку, запустил ее — и вот какой-нибудь FaceApp готов. Просто собрались несколько правильных ребят — и сделали.
Фонд Sistema_VC
• Cреди акционеров — Сбербанк и компания «Магинвест».
• Заявленный объем фонда — 10 млрд рублей.
• В портфеле фонда 12 проектов, в том числе интернет-ретейлер Ozon, маркетплейс для поиска исполнителей в сфере услуг YouDo.com, рекламная платформа Segmento, сервис основателя OneTwoTrip Петра Кутиса FinalPrice, производителя образовательных химических наборов MEL Science, Gosu.ai Алисы Чумаченко, британский сервис для анализа личности банковских клиентов DataSine.
«Самая правильная стратегия такая: увидел идею, увидел команду, инвестировал и продолжаешь сидеть в компании, пока тебе кажется, что ты на этом зарабатываешь», — так говорят все top tier фонды (фонды первого эшелона в Кремниевой Долине — Inc.), с которыми мы много общались в Долине, начиная от Khosla Ventures и Sequoia, заканчивая акселераторами вроде Entrepreneur First (британский акселератор — Inc.).
Во всем мире потенциал e-commerce реализован не до конца, а в России — не реализован кратно: проникновение электронной коммерции в 4-5 раз меньше, чем в Штатах или в Китае. У нас очень большой запас для роста.
Все готовы платить за рост. Покупка такой компании, как Ozon, — очень хорошая точка роста для существующих российских интернет-гигантов. У e-commerce проектов часто непростая экономика, но они быстро растут по выручке и увеличивают лояльность юзеров, — соответственно, приносят прибыль всей компании. Мы сохраняем инвестиции в Ozon, хотя это уже очень поздняя стадия, чуть ли не пре-IPO, но если акционеры примут решение о привлечении нового раунда, мы будем рассматривать возможность инвестировать.
Технологические проекты во всем мире покупают телеком-компании: Verizon купил Yahoo!, AT&T купил Time Warner, — кто-то покупает контент, кто-то пользователей — потому что надо куда-то расти. Российские операторы оцениваются очень дешево, учитывая их выручку, — мало кто верит в их дальнейший быстрый рост.
Для проекта e-commerce, такого как Ozon, IPO могло бы быть классной штукой. В России проводится мало IPO, поскольку мало компаний, интересных для инвесторов и не привязанных к природным ресурсам. Но IPO «Детского мира» подтверждает, что размещение на бирже может быть успешным.
Ozon
В 2016 году компания отчиталась о росте выручки на 20% (рассчитывала на 25%-ный рост) — до 14,2 млрд рублей. По данным «Спарк-Интерфакс», убыток составил 505 млн рублей.
Плох тот интернет-продукт или технология, которые не хотят быть глобальными. В 2000-х годах (я работал в Mail.Ru Group) мы уже понимали, что конкурировать будем не с «Рамблером» или «Яндексом» — у нас разные поляны, — а с глобальными компаниями, которые на российском рынке так или иначе появятся.
В России на самом деле большой рынок, происходит много сделок, есть куда расти. Но если ты сам как инвестор не погружен в мировые тенденции, новости, тренды, не работаешь с фаундерами различного происхождения, с соинвесторами, ты просто не в состоянии трезво оценить в том числе и российские компании. Поэтому мы изначально говорили, что будем открывать дочернюю компанию в Америке.
Запуская фонд, мы планировали стартовать на российской поляне, но инвестировать преимущественно в компании с глобальными перспективами (не отказываясь от потенциальных российских лидеров). В 2017-м году мы, как и хотели, сделали несколько чисто зарубежных инвестиций.
Венчурный рынок Долины — это замкнутая экосистема, в которой все более-менее знают друг друга и общаются только со своими. Если ты хочешь, чтобы тебя взяли в синдикат [в сделке] или открыли доступ к какому-то стартапу, ты должен прийти в фонд или в компанию ногами, тебя должны знать.
Имеет смысл инвестировать вместе с зарубежными фондами и в зарубежные команды, не только чтобы больше заработать, но и чтобы развиваться самим. Право инвестировать с top tier фондами надо заслужить. Но важно даже общение с фаундерами, которые работали в каких-то зарубежных корпорациях, — чтобы знать, как они говорят, как они мыслят, как они относятся к тебе как к акционеру, какие внутри отношения. И потом ты переносишь этот опыт в Россию и тебе становится проще, ты уже понимаешь, как мыслят самые глобальные компании.
В России очень много мозгов, талантливых ребят, супертехнологий — и чтобы упрощать им экспорт, нужен кто-то на месте, за рубежом. Собственно, мы стараемся инвестировать в российские компании, которые мыслят себя глобально, чтобы помочь им выйти на глобальный рынок.
Предпринимателю не стоит уезжать в Долину с чемоданом в надежде запилить там продукт с фрилансерами. Во-первых, там страшный дефицит свободных специалистов — инженеров, программистов. А зарплаты, если считать с налогами, выше в десять раз у всех — от разработчика и юриста до секретаря. Тусовка Стэнфорда очень плотная и очень дорогая, попасть в нее сложно. Другое дело, если ты поехал в акселератор, поучился там, навел нетворкинг — молодец.
В Израиле есть акселератор, программа которого — физический вывоз туда фаундеров. Они вывозят, дают им $50 тысяч и говорят: «Нарабатывайте нетворк, вижн, смотрите на Стэнфорд из-за забора». Это правильно и полезно.
Технология и команда — это всегда, в любом случае будет ценно. Поэтому нам нравится Deep Tech. Туда входит все, что связано с технически сложными вещами: компьютерное зрение, AI, машинное обучение, сложные проприетарные решения, платформы.
Современный фонд должен обладать продуктовой технической экспертизой. Времена, когда можно было быть просто инвестором с классическим образованием и подходом — смотреть наискосок бизнес-модель, как там цифры сходятся, — прошли 10 лет назад.
Если ты инвестируешь в то, что имеет ценность только как бизнес, это соревнование по глубине кармана на маркетинг и масштабирование. Uber проиграл «Яндексу» в России, потому что «Яндекс» просто задушил его брендом и маркетинговыми тратами.
Посмотрите экономику «Яндекс.Такси» — три миллиарда выручка, шесть миллиардов убыток. А приди сюда какой-нибудь Lyft или китайский сервис такси, который будет тратить в месяц 5 млрд рублей, все погибли бы сразу.
Технология защитит от конкурентов. Нужно сначала сделать очень хороший продукт и только потом заливать деньги в маркетинг. Мы считаем, что в этом наше преимущество, мы стараемся разбираться в технологиях, в продукте, проводить глубокую экспертизу и на этом помогать строить бизнес.
млрд рублей — выручка «Яндекс.Такси» за девять месяцев 2017 года.
млрд рублей — убыток до выплаты налогов и процентов.
Блокчейн в отвязке от криптовалют много обсуждается, но эта технология скорее спорная альтернатива базовому принципу хранения, который есть сейчас. На данный момент нет людей, которые докажут эффективность блокчейна в цифрах, на примере бизнесов, — либо мы их не знаем.
Нужно инвестировать в технологии, без которых дальнейшее развитие невозможно. Ты не можешь запустить беспилотный автомобиль без computer vision, он просто не поедет. Ты не можешь работать с Face ID без технологии распознавания лиц, не можешь запускать Alexa или Google Home без Voice Kit, распознающего голос.
Венчурные инвестиции должны менять мир, быть социально ответственны. Технологии, в которые мы инвестируем, — это существенное изменение качества жизни, потребления, безопасности, удобства. Например, у вас появился ребенок и вы ушли с работы. Где раньше можно было найти себе подработку, по объявлению «Из рук в руки»? Сейчас ты можешь найти себе работу фотографом, курьером, кем угодно, через платформу YouDo.com (фонд инвестировал в компанию $6,9 млн вместе с группой инвесторов в 2016 году) и чем точнее работает технология, тем лучше контакт заказчика с исполнителем.
Когда ты инвестируешь в новые направления, нужно инвестировать в людей, а не в бизнес. Все, что там может вдруг оказаться бизнесом, это разовая штука, спонтанная: маски оказались нужными всем, а хайп вокруг обработки фотографий нейросетями спал. Про VR мы поняли, что это направление будущего, но вопрос, когда это все станет реально, приведет к каким-то изменениям, остается открытым — завтра или через год, через два.
Сейчас очевидно, что на данном этапе развития VR-технологий это скорее B2B-шный продукт. В области промышленного AR куча внедрений, в том числе у нашего акционера это используется на «Магнитогорском металлургическом комбинате», когда ремонтник на объекте стоит в 3D-очках и ему оператор выводит на очки схему правильного выполнения задачи: ты видишь, правильно ли ты все делаешь. То же самое может применяться в медицине — отрабатывать, например, операции в VR.
В B2C-шном применении VR может быть коммерчески успешным только в отдельных сегментах. В Edtech, в Travel tech можно смотреть виртуальные туры, а вот в области развлечений и игрушек массового отклика нет, по ряду причин. Эффект глубокого погружения и реакция на него головного мозга не всем комфортны, плюс для этого нужно достаточно дорогое железо. Хотя производители-крупняки не сдаются: Цукерберг недавно представил новые очки Oculus, которые будут работать без компьютера и проводов.
Основной вопрос: как заставить человека взять VR-шлем и вовлечь в игру — у тебя же нет платформы для покупки VR пользователей. Рекламировать на Facebook: «Купи себе шлем, скачай игру, поиграй», — слишком долгий путь, и бессмысленный, учитывая, что у тебя iPhone, а большинство платформ — Gear VR и Daydream — работают на Android. Сделать таргетинг на телефоны, которые подключались к Samsung Gear VR, наверное, возможно, но пока проблематично.
Главное — заставить человека попробовать. MEL Science (одна из портфельных компаний фонда — Inc.) затаскивает людей в VR через химический набор, они понимают, зачем им надо посмотреть на него в очках. После этого они два раза в месяц получают наборы, увлекаются и начинают больше и больше пользоваться. А второй продукт — VR уроки для школ, годичные курсы.
Игры — это многомиллиардная поляна, которая есть и никуда не денется. Но можно создавать на таком рынке что-то новое, только если оно «перпендикулярно» всему рынку. Мы пытаемся сочетать игры с образованием (разработчик VR и AR игр Luden.io, в которые фонд в 2016 году инвестировал 65 млн рублей, представила несколько игр с образовательным элементом — InMind, InCell и другие).
Не угадать направление для венчурного бизнеса естественно, но ты должен, как минимум, попробовать как можно больше гипотез. Это не должен быть one bet: все до трусов продал, поставил, не сработало. Люди должны быть экономными и эффективными, чтобы недорого тестировать идеи, и тогда что-то найдется.