По данным исследования Inc., российский венчурный рынок становится все более государственным — в 2019 году активность на нем увеличили только госфонды. Российская венчурная компания (РВК) стала одним из главных игроков этого рынка: объем ее публичных сделок достиг 1,53 млрд руб. Директор по инвестициям РВК Алексей Басов рассказал Inc., почему он считает вывод о падении рынка необоснованным, дело Nginx — завершенным, а опыт Китая по развитию венчурного рынка — самым актуальным в российских условиях.

«Публичные сделки — это не рынок»

— Российский венчурный рынок в 2019 году упал в два раза: объем публичных сделок, по данным исследования Inc., сократился с 26,7 млрд до 11,6 млрд. руб., число сделок — с 275 до 134. Насколько такой результат оказался для вас неожиданным?

— Мы видели это исследование, РВК является его партнером. Мы стараемся поддерживать разные взгляды на рынок, чтобы его участники и государство могли комплексно оценивать происходящие на нем процессы.

Методика Inc. сфокусирована на компаниях достаточно ранних стадий, поэтому она не оценивает довольно заметную долю венчурного рынка. В частности, из вашего фокуса выпадает корпоративный венчур: сделки spin-off и M&A. Также в него не попали многие сделки со зрелым венчуром — несмотря на то что для нас и для любого инвестора нормальной стратегией является по 5, 7 и 10 лет находиться в активе.

— Были ли остальные сделки публичными?

— Заметная часть — нет, поскольку они проходят с частными инвесторами, которые могут повлиять на нашу готовность раскрывать результаты сделки. Например, сделка с компанией «Вокорд» по продаже Huawei, несмотря на большой вес нашего капитала в этой сделке, не была публичной. И по условиям покупателя ее размер не раскрывался. Но частные эксперты, которые являются авторитетными и квалифицированными участниками рынка, через СМИ давали вполне реалистичные оценки этой сделки. Поэтому мы считаем, что такой метод освещения непубличного рынка является для многих рынков, в том числе для венчурного, вполне приемлемым.

— Чего вы ждете в 2020 году в таком случае?

— Думаю, что рынок вырастет. Мы очень надеемся, что в конце первого квартала подоспеют ежегодные исследования с более широкой методикой подсчета — DSight и MoneyTree, — которые мы также поддерживаем, мы увидим продолжение тех трендов, которые наблюдали, например, по итогам первой половины 2019 года. По данным MoneyTree, тогда рынок вырос более чем в 2,5 раза по сравнению с предыдущим периодом (схожие результаты показало исследование «Венчурного барометра»).

— Методика исследований Inc. за последние 2 года не менялась: спин-оффы и M&A не учитывались и в 2018 году. По публичным сделкам мы видим, что их число и объемы все-таки сокращались.

— Это связано с изменением структуры венчурного рынка. Очевидно, что наш рынок смещается в сторону корпоративного венчура, более зрелых стадий и крупных сделок международных фондов, команд-выходцев из России и тех компаний, которые стали глобальными.

Это и HeadHunter, который вышел с IPO на NASDAQ — и был оценен более чем в $1 млрд, и DataDog фонда RTP Ventures Леонида Богуславского (нью-йоркская DataDog вышла на IPO в сентябре 2019 года, RTP заработал на этом около $800 млн. — Inc.), и Badoo (Сервис знакомств Badoo был запущен российским миллиардером Андреем Андреевым в Лондоне в 2006 году. В 2019 году он основал холдинг MagicLab, объединивший Badoo и три других его приложения для знакомств, и продал свою долю в нем инвестгруппе Blackstone Group. Сумма сделки не разглашалась, сам холдинг был оценен в $3 млрд. — Inc.)

Считать сделку с Badoo российской или нероссийской — не так важно. Важно, что она затрагивает и российский капитал, и российских фаундеров, и инвесторов, и российский рынок с точки зрения потребителя.

— Объем публичных вложений корпораций в 2018 году составил более 4 млрд руб., в 2019 году — 2,5 млрд руб. Количество публичных сделок также снизилось более чем в два раза: с 48 в 2018 году до 23 в 2019 году.

— Возможно, вы не учитываете какие-то сделки из-за методики. Вы же не считаете спин-оффы, а для корпорации создание спин-оффа является типичным примером такого партнерства с частными предпринимателями.

— По поводу упомянутых вами зарубежных сделок — вы считаете, что сделки компаний, зарегистрированных россиянами в иностранных юрисдикциях, тоже относятся к российскому рынку?

— Мы не придерживаемся какой-то категоричной позиции, это зависит от методологии конкретного исследования. Нам важно понимать, что происходит на рынке, который состоит из целого ряда слоев, географий и подходов [к оценке]. Но если говорить о структурировании, я не вижу, почему привлечение иностранных юрисдикций должно исключать компанию из российского рынка. Многие компании в нашем портфеле имеют представительства и структуру с участием иностранных юрлиц, чтобы эффективнее оперировать в других географиях.

«Иски — это нормально»

— Одним из зафиксированных в исследовании Inc. трендов в 2019 году стал практически полный уход с венчурного рынка иностранных инвесторов (объем их сделок уменьшился с 12,6 млрд до 1,8 млрд руб.). Что вы думаете об этой тенденции?

— Безусловно, нельзя отрицать, что за последние 5—7 лет количество иностранных фондов, оперирующих в России, сократилось по понятным политическим причинам. Но локального тренда на горизонте одного-двух лет мы не видим. Наоборот, нам кажется, что международное сообщество вполне адаптировалось к политической конъюнктуре и находит возможности входить в российские компании — в те сегменты, которые им интересны; так же, как и российские инвесторы совершают сделки на глобальном рынке. Если мы вспомним по-настоящему крупные сделки 2019 года — такие как «Авито», Nginx, Gett…

— Nginx, наверное, никто не забудет после истории в конце 2019 года.

— Конечно, и обстоятельства, сопровождающие [эту сделку] тоже. Но я бы не драматизировал: любая крупная сделка сопряжена с исками.

— Некоторые российские инвесторы мне на эту тему говорили, что за рубежом иски — это действительно норма, но арбитражные, а не «маски-шоу».

— Конечно, ничего хорошего в исках и в корпоративных спорах нет. Безусловно, такие события влияют на инвестиционный климат. Но компания осталась при своих [активах], никто не пострадал. Инициатор иска, как я понимаю, его забрал. В этом смысле и Rambler, и его акционеры в виде Сбербанка, и правоохранительные органы, и общественность, и журналисты, и предприниматели заняли разумную позицию, проявили мудрость. Хорошо, что наш рынок не пополнился кейсом, который — если бы он реализовался — мог оказать долгосрочное влияние на инвестиционный климат, и что вся эта история перешла в разряд эпизода.

---

Читать также

Nginx против «Рамблера». Что светит одной из лучших IT-компаний с российскими корнями?

---

— Юристы отмечали, что отозванный иск не означает автоматического закрытия дела.

— Что будет дальше, комментировать сложно. С любой компанией в любой момент может случиться все что угодно.

— То есть вы думаете, это не повлияет на отношение иностранных инвесторов к рынку?

— Конкретно этот эпизод — я уверен, не станет камнем преткновения. Во-первых, он ничем не кончился. Во-вторых, государство и акционеры Rambler продемонстрировали очень важный для инвесторов сигнал разумности, стремления избегать несправедливости и использования правоохранительных органов в той зоне, за которую традиционно во всем мире отвечает арбитраж. В моем понимании это позитивный сигнал для инвесторов, особенно крупных.

Сделки «ниже линии» рынка

— Многие российские бизнес-ангелы говорят, что уход с рынка иностранных инвесторов больше связан даже не с такими делами, как Baring Vostok или Nginx, а с тем, что на нем нет выходов и хороших проектов. Насколько это верно, по-вашему?

— Инвесторы каждый год, подводя итоги, читают печальную мантру, что проектов нет, выходов нет и все могло бы быть гораздо лучше. Но отрицательных трендов, показывающих, что количество выходов существенно уменьшается или что фонды перестают поднимать деньги, потому что им некуда инвестировать, мы не наблюдаем.

Наоборот, если мы посмотрим на данные опроса участников рынка в исследовании «Венчурный барометр», мы увидим, что заметная часть инвесторов — две трети, по итогам «Барометра», — смогли увеличить объем капитала своих фондов. Это означает, что люди планируют инвестировать дальше. Они могут показать свой пайплайн инвесторам, и он настолько убедителен, что они привлекают финансирование.

---

Читать также

Выходов нет: что ждет российские стартапы в 2020 году

---

Кроме того, мы видим, какие сдвиги происходят в среде корпораций, которые активно используют инструменты акселерации, венчурных фондов, M&A, спин-оффов и наращивают свой венчурный капитал. Что касается фондов с участием РВК, за 2019 год они инвестировали 1,7 млрд руб. в 24 портфельные компании. И мы не видим уменьшения количества достойных проектов. Другие институты развития получают от государства дополнительные средства и привлекают соинвестиции с частным капиталом, не исключительно государственным.

— Можно ли подтвердить этот тезис какими-то цифрами?

— Да, есть единые базы данных, где институты развития объединяют свои пайплайны, показывая общее число проектов, которые они поддержали. Мы можем посмотреть совокупный объем нашего портфеля и портфелей других крупных структур, того же ФРИИ. Правда, в 2019 году ФРИИ мало инвестировал, но в целом такого рода широкие портфели растут. На конец прошлого года в портфель РВК входило 29 фондов и около 180 проинвестированных компаний — и это не считая тех проектов, из которых был совершен выход. Объем капитала наших фондов за 2019 год увеличился более чем на треть и составил почти 65 млрд руб.

— Российские частные инвесторы в 2019 году тоже уменьшили свои вложения: число публичных сделок сократилось с 36 до 18, общий объем — с 1,86 млрд до 1,16 млрд руб. Насколько по этим цифрам можно судить о состоянии рынка?

— Этот рынок довольно сложно оценить, потому что он наиболее закрытый. Зачастую инвесторы не испытывают желания раскрывать параметры сделки или даже просто подтверждать ее факт, что не отменяет сделку как таковую. Поэтому для оценки каждой сделки и рынка часто используются экспертные комментарии, которые, по нашему опыту, всегда очень близки к действительности.

Заметная часть всего венчурного рынка — 30%, наверное, —совершенно непрозрачна для исследователей. И в наибольшей зоне непрозрачности находятся именно частные инвесторы.

— У бизнес-ангелов действительно стало меньше сделок или рынок просто становится менее прозрачным?

— Венчурный рынок становится более профессиональным. Хорошие проекты могут предъявлять целый комплекс требований к инвесторам. В этом смысле частный инвестор может оказаться в менее конкурентной позиции, чем корпорация или государственный инвестор. Поэтому бизнес-ангелы продолжают концентрироваться на очень небольших чеках и проектах, которые часто находятся below the line рынка. Они не столь заметные, и журналисты о них меньше пишут, но таких сделок мы видим очень много.

Например, в сделках ФРИИ, который инвестировал в сотни компаний, всегда присутствуют бизнес-ангелы. Больше половины наших сделок также разделены с бизнес-ангелами. Другое дело, что удельный вес частных инвесторов на рынке становится меньше. Яркие крупные сделки совершают инвесторы, способные предложить что-то кроме денег в Cap Table (таблица капитализации компании, показывающая распределение акций между стейкхолдерами. — Inc.) Думаю, что следующие этапы развития рынка будут связаны с увеличением активности и чеков корпоративных инвесторов.

— Пока активность на венчурном рынке увеличивает только государство, но многие инвесторы считают, что госфонды требуют меньшей доходности от своих проектов. Представитель «Ростелекома» после подписания соглашения с ФРИИ сообщил, что компания ожидает от фонда доходности в районе 19—20% на горизонте 5—7 лет. Насколько такие цифры соотносятся с доходностью фондов с участием капитала РВК?

— Средний показатель доходности в мире — 22% годовых. Минимальная доходность, на которую мы рассчитываем, — 8—10% годовых. Сейчас в портфель РВК входит 29 фондов, у нас не было ни одного фонда, закрытого с минусом. Все сделки по выходам, которые мы делаем ежегодно, обладают доходностью, которую Росимущество и мы считаем приемлемой, и она вполне соответствует среднерыночной доходности.

При этом мы решаем и государственные задачи. Это зачастую влияет на уровень прибыли, потому что мы работаем в более трудных и наукоемких отраслях, чем некоторые участники рынка.

Но та экспертиза, которую нам удается привлекать, помогает фондам обеспечивать такую доходность, которая вполне соответствует российским и международным средним показателям. Если бы мы были частной компанией, наши инвесторы были бы довольны.

— Будет ли корректироваться главная цель РВК — увеличить годовой объем сделок к 2030 году до 410 млрд руб. в год, в 30 раз на момент составления проекта? Будете ли вы принимать во внимание уменьшение объемов публичных сделок в 2019 году?

— Я не думаю, что это произойдет. Повторюсь, публичные сделки не являются рынком. Например, я — участник рынка труда. Моя зарплата не публична, но это не перестает делать меня таким участником. Точно также существенная часть любого рынка находится вне публичной сферы. Нам кажется, что рынок существенно больше, чем описывается исследованиями.

Возможно, стратегия будет расширяться новыми инициативами. Как изменения в Правительстве повлияют на венчурный рынок, оценить сейчас сложно. Но мы не думаем, что может быть существенный сдвиг как в оценке значимости венчурного рынка, так и в той команде людей, которые являются проводниками его идей.

Можно посмотреть опыт США, Китая, Израиля: в этих странах венчурный рынок занимает около 0,3% ВВП. Это сравнительно немного, но он продуцирует инновации, технологии, продукты, которые в дальнейшем вливаются в экономику страны и приводят к интенсивному росту крупнейших компаний и сегментов. Именно эту роль мы отводим венчурному рынку в нашей стране.

Целевые цифры стратегии не будут подвергнуты ревизии; 0,3% ВВП — это показатель, близкий к эталону. Венчурный рынок должен примерно столько весить в любой технологически развитой экономике.

— Вы уже общались с новым главой Минкомсвязи?

— Мы только начинаем вовлекаться в работу обновленного правительства. Но с учетом того, что предыдущий вице-премьер (Максим Акимов. — Inc.) является председателем совета директоров РВК, нашими постоянными контрагентами являются несколько министерств, вовлеченных в инновационное развитие экономики, и я думаю, в ближайшей перспективе нам предстоит встроиться в их работу.

— А Максим Акимов останется на посту главы совета директоров РВК?

— Пока не знаю, этот вопрос еще не обсуждался.

— Вы упомянули, что изучаете опыт других стран. Какой из них мог бы быть наиболее актуальным для России?

— Мы изучаем опыт Евросоюза, Китая, Израиля, американский рынок.