Разобраться • 24 июня 2021
«Фестиваль отменили, когда клининг уже подметал дорожки» — эмоциональное интервью с продюсером «Дикой мяты»
«Фестиваль отменили, когда клининг уже подметал дорожки» — эмоциональное интервью с продюсером «Дикой мяты»
Текст: Джейхун Мамедов
Фото: Марк Боярский для Inc. Russia
Музыкальный фестиваль «Дикая мята» пришлось отменить за 7 часов до его начала. Причина — запрет губернатора Тульской области, который из-за ухудшения ситуации с коронавирусом запретил все массовые развлекательные мероприятия в регионе. И тут случилось неожиданное: вместо претензий к организаторам партнеры и зрители фестиваля запустили акции в его поддержку, а музыканты пообещали выступить в следующем году за символический рубль. Мы поговорили с продюсером «Дикой мяты» Андреем Клюкиным и узнали, что чувствует человек, потерявший 96 млн руб., но не утративший веру в человечество.
«Вопрос отмены и переноса даже не обсуждался»
— Почему вы не провели фестиваль в прошлом году? Не стали рисковать?
— В прошлом году мы одними из первых перенесли фестиваль на 2021 год. Нам показалось некорректным проводить его, потому что была совершенно новая история с пандемией: никто не понимал, как лечиться и как прививаться. Мы в первую очередь не хотели рисковать жизнями людей. При этом несколько других фестивалей успели тогда проскочить.
Перенос нам обошелся в 18 млн руб. Мы были уверены, что в этом году восстановим ущерб и выйдем в ноль.
Когда появилась возможность вакцинироваться, мы подумали, что если люди смогут не болеть, то можно провести мероприятие. Вышла на связь Тульская область — спросила, готовы ли мы к проведению фестиваля. Мы ответили утвердительно. Нам лишь нужно было официальное письмо, разрешающее проведение фестиваля. В марте 2021 года мы его получили и стали экстренно готовиться.
— Как проходила подготовка?
— Прекрасно. Мы реализовали все задуманное: установили подиумы, проложили дорожки, построили пять сцен и огромную лестницу с пандусом, провели свет, подготовили 55 ресторанов, завезли два бассейна для катания на серфах. На территории фестиваля разместили две независимые медицинские лаборатории, чтобы люди могли сдать тест. В общем, вся инфраструктура была полностью готова.
Фестиваль отменили буквально за семь часов до начала работы — когда уже приехал клининг и подметал дорожки. Сцена работала 10 минут — шел саундчек The Hatters. В семь часов утра 18 июня фестиваль должен был начаться — в 12 часов ночи нам сказали, что его не будет.
— Вы как-то заранее думали об этих рисках? Ведь в условиях пандемии все может пойти не так.
— Не думали. Потому что постоянно были на связи с представителями правительства Тульской области. Раз в две недели у нас проходили совещания. Мы регулярно собирали отчеты об эпидемиологической обстановке в области. Во вторник [за три дня до начала] к нам приехала большая делегация с прессой. Прямо на поле мы рассказывали, как все будет.
То есть мы вообще не предполагали, что такое возможно. Были более чем уверены, что все будет хорошо, потому что работали в плотном контакте с правительством. Возникали предложения, например, ограничить продажу билетов с 20–25 тыс. до 12,5 тыс. Мы это сделали. Было понятно, что мы в любом случае теряем деньги — где-то 2–3 млн руб., но как минимум долговая нагрузка не будет большой. Потом возникла тема с ПЦР-тестами, и мы тоже эту историю реализовали — развернули две медицинские клиники.
Вопрос отмены и переноса даже не обсуждался. Речь шла только о том, как бы сделать этот фестиваль максимально безопасным для зрителей.
«Парни, мы хотели провести фестиваль, вы видели…»
— Как именно вам сообщили об отмене фестиваля?
— Нас вызвали в правительство. Я понял, что ситуация экстраординарная, потому что в полночь все правительство было в Белом доме в Туле. Нам сказали: «Парни, мы хотели провести фестиваль, и вы это видели…».
Действительно, на фестиваль работали все службы — полиция, МЧС, ЖКХ, министерство транспорта. Никогда в жизни у нас не было такой хорошей поддержки, как в Тульской области. Доходило вплоть до того, что иногда правительство помогало нам в переговорах со спонсорами.
И когда те же самые люди говорят: «Мы, к сожалению, не сможем провести фестиваль», я понимаю, что это не инициатива области ни в коем случае.
— Что вы в тот момент почувствовали?
— Случилась адреналиновая атака — шок, — потому что именно в тот момент было самое болезненное время для отмены фестиваля. Все иностранные артисты уже прилетели в Россию, а это было очень нелегко. Приехали музыканты из Германии, Венгрии, Франции, Грузии, Украины. Все они уже жили в оплаченных гостиницах. Это был пик трат.
Обычно перед фестивалем ты либо в больших долгах, либо в нуле. Дальше, уже после фестиваля, тебе переводят деньги за участие спонсоры… У нас произошли максимальные, стопроцентные траты на фестиваль и не было ни одной возможности получить хотя бы рубль обратно. Это чудовищно.
Два дня назад мне казалось, что жизнь вообще кончилась. Я не знаю, что такое 96 млн руб. долга — это нереальные деньги, которые мне сложно представить. Мы даже не мыслим такими категориями: наши сотрудники получают зарплату 70 тыс. руб.
— Вы оценили убыток в 96 млн руб., из чего складывается эта цифра?
— Это первичная оценка — те деньги, которые потрачены на фестиваль. Цифра может вырасти. Например, если партнеры, которые вложили деньги сверх спонсорских, потребуют компенсацию своих трат. Но этого, слава богу, пока не произошло. Иначе сумма была бы не 96 млн руб., а 200 млн например.
Дальше есть живые люди, которые купили билеты и сдали ПЦР-тест специально для мероприятия. Соответственно, в этих 96 млн руб. — 57 млн тех, кто примет решение сдать билет. Сейчас таких людей не больше 10%.
«Мы стали точкой приложения светлых сил»
— В соцсетях вы просите людей по возможности не возвращать билеты?
— У нас сейчас выходит по 10–15 постов в день, и в каждом из них такое сквозит. Но напрямую — нет. Я не считаю это справедливым: люди потратили свои деньги, а то, что нас запретили, — не их проблемы.
С другой стороны, сейчас в соцсетях бушует акция: «Мы не сдаем старые билеты и покупаем новые на 2022 год». За последние два дня было куплено 580 билетов на 1,45 млн руб. Эта сумма не похожа на 96 млн руб., но это абсолютно зримая и понятная поддержка от зрителей, которые могли бы нас растоптать. Я благодарен этому.
К этой акции присоединился, например, «МТС». Они сделали в «МТС Live» кэшбэк в 50% за покупку билета [на фестиваль]. По факту человек его покупает за 1250 руб. вместо 2 тыс. И это очень круто. Остальное «МТС Live» компенсирует из своих внутренних фондов.
— Вы упомянули про реакцию партнеров. Как они в целом реагируют на отмену мероприятия?
— Доходит до слез. Мы не получили ни одной претензии от партнеров за то, что они потратили деньги, а фестиваль не состоялся. Потом началось обратное движение — по-моему, с Sheraton, которые сказали: «Мы поняли, что вы дико прогорели. Поэтому возвращаем деньги за проживание ваших артистов». Дальше откликнулась компания Haier, потом —«МТС», откликнулись Gloo и «Белуга». Мы чувствуем, что находимся в кругу людей, которые всячески нас поддерживают.
Например, приехала школа Jamie Oliver с иностранными поварами, огромной инфраструктурой — ресторанами, — понесла огромные убытки. И вместо того чтобы потребовать все вернуть, они сказали: «Чем мы вам можем помочь?» То есть все понимают чудовищность ситуации, и мы стали такой точкой приложения светлых сил.
Одним из первых откликнулся Федор Фомин, популярный российский диджей. Он сказал: «Я выступлю на „Дикой мяте“ за рубль». Мы ему ничего не писали, его даже не было в программе фестиваля, потому что это недешевый человек. Дальше то же самое стали делать другие музыканты.
Я думаю, люди хотят показать, что могут выруливать такие нехорошие процессы, объединяясь. Вижу, что объединились зрители, партнеры, музыканты. При этом важно понимать, что все в данной ситуации хорошие, — даже те, кто скажет: «Вы нам должны денег», — тоже будут правы.
— Вы сказали, что «доходит до слез». Почему?
— Потому что ты не ждешь, что люди будут тебя так поддерживать. Это очень трогает.
«Сбежать было бы кармически неправильно»
— Как бы вы описали свое эмоциональное состояние сейчас?
— Никак. Первая эмоция была очень глубокая, шокирующая и абсолютно испепеляющая нервную систему, а дальше я понял, что надо работать. С тех пор я еще ни разу не осмысливал ситуацию — работал-работал, иногда спал и снова работал.
Сейчас я нахожусь в адреналиновом коконе. Все, что происходит, похоже на некую фантасмагорию. Я никогда в жизни не был никому должен 96 млн руб. Я обычный человек, у меня есть квартира в пятиэтажке и машина: если я и то и другое продам, сумма даже не приблизится к этой цифре.
«Тинькофф» убедили нас, что надо собирать донаты. Мне казалось это странным: люди купили билеты, а сейчас надо еще что-то собирать. Они подготовили платформу, там идет сбор денег. К каждому пожертвованному рублю добавляется еще процент, который по просьбе банка я не могу называть в прессе.
Возможно, вся эта ситуация заставит нас работать еще сильнее и выведет мероприятие на совершенно другой уровень. «Дикая мята» объединила людей. Все примеры есть в наших соцсетях. Происходит какое-то чудо.
— Были мысли все бросить?
— Как так можно думать? Были, конечно, люди, которые мне советовали: «Андрей, объяви свою компанию банкротом и ты никому уже ничего не будешь должен». Но я не могу бросить тысячи людей, которые нас так поддерживают.
— Вы чувствуете ответственность перед ними?
— Я чувствую, что с этими людьми — партнерами, музыкантами, зрителями — мы вышли из поля бизнес-взаимоотношений и вошли в отношения дружеские, товарищеские. Сбежать было бы кармически неправильно.
— В следующем году будет фестиваль?
— На странице лайн-апа 2022 года висит один артист и предложение купить билет. Теперь, когда на него кликает огромное количество людей, мы не можем его не провести. Мы теперь в это втянуты. Другое дело, что я не понимаю, как эта математика будет складываться.
