Разобраться • 14 января 2021
«Где дно — никто не знает». Дмитрий Волков, SDVentures — о ковиде, играх с неопределённостью и дейтинге без свиданий
Разобраться • 14 января 2021
«Где дно — никто не знает». Дмитрий Волков, SDVentures — о ковиде, играх с неопределённостью и дейтинге без свиданий
Текст: Никита Камитдинов
Фото: SDVentures
Хотя в 2020 году путешествовать стало заметно труднее, венчурный инвестор и философ Дмитрий Волков успел побывать в Швеции, Латвии, Кении, Танзании, Турции и ЮАР. В это время его фонды вкладывали в чатбота-психолога, «антитиндер» и дешевеющие американские моллы. Дмитрий Волков рассказал Inc., почему безусловно поддерживает антиковидные ограничения, несмотря на любовь к путешествиям, и зачем вкладывается в бизнес, в идее которого сомневается.
«Мы должны предпринять всё возможное для сохранения чужой жизни»
— Осенью вы писали, что поддерживаете локдаун и выступали за сохранение максимального количества жизней, пусть и ценой серьёзных экономических потерь и ограничений свободы передвижения. Когда вы стали придерживаться этой точки зрения и почему? Относились ли вы к болезни так же серьёзно с начала пандемии?
— Сначала не было ясно, насколько вирус опасен. Была статистика по заболеваемости и смертности, но оставалось непонятно, по какому принципу причиной смерти считают вирус, а не хронические заболевания. С понятием причины вообще путаница со времен Юма.
Мое мнение изменилось, когда весной я пообщался со знакомыми врачами. А потом появились сообщения от друзей и сотрудников о заболевших и погибших. Заболели брат и отец. Из назойливых новостей болезнь стала членом семьи. Температура 40, цитокиновый шторм, потери сознания и бесконечный дозвон в справочные в больницах.
Однозначно поддерживаю ограничения, какими бы они ни были.
Это рационально. Локдаун оправдан деонтолическими соображениями. Деонтология — подход в этике, представление о том, что у людей есть долг по отношению друг к другу. Долг предпринять всё возможное для сохранения чужой жизни. Нарушение принципа — это моральное преступление, что бы там ни говорили.
Понятно, что локдаун ведёт к экономическим трудностям, но экономику восстановить можно, а жизнь — как её вернуть?
— Как ваши родственники перенесли болезнь? Уже успели оправиться?
— Отец поступил в центр реабилитации: оказалось, что для людей в возрасте и с хроническими заболеваниями болезнь оставляет следы надолго. Брат перенёс болезнь легче, но после выхода из больницы занимался дыхательной гимнастикой. Он музыкант, трубач, и для него объём легких и их работа очень важны.
— Вы называли себя «гражданином мира». Сильно ли на ваш образ жизни повлияли ограничения в передвижении между странами? И тяжело ли вы их восприняли?
— Я заперся в квартире в Москве. Но это не жертва. У меня много места. Да, трудно было сохранить границы работы и личной жизни. Работа растянулась на целый день.
Тогда помогли несколько уловок: работаю только из кабинета, тренируюсь по расписанию, смотрю из окна на парк. Дома есть шведская стенка, перекладина, паралетсы (это маленькие брусья). Стал больше заниматься воркаутом и боксом. Вот уже держу флажок — только с левой стороны.
А дочка с трудом адаптировалась. Ей было тяжело перейти на удалённое обучение. Она учится в британской школе, и, видимо, общение помогало понимать язык. Без общения, всё через компьютер, она очень мучилась. К тому же ей просто необходимо было двигаться, куда-то бежать, менять обстановку.
С лета, когда стало понятно, что с эпидемией быстро не справятся, достал из сейфа паспорта, виды на жительство и поехал. Сначала в Швецию, потом в Латвию, а затем в Турцию, Кению, Танзанию. Сейчас в Южной Африке. Соблюдаю правила карантина, ношу маску, общественных мероприятий не посещаю, но переезжаю свободно. Выбираю место, удобное по часовому поясу, климату, виду из окна, месту для прогулок и работаю. Я бы, наверное, и раньше проводил здесь зимние месяцы, но теперь, когда все на удалённой работе, у меня появилось железное алиби.
«Пользователи тратят больше денег на дейтинг, когда не ходят на свидания»
— Что, на ваш взгляд, самое любопытное в том, как из-за пандемии изменилось взаимодействие между людьми?
— Ковид — испытание любви, дома и на улице. Многие люди, живущие в одном доме, впервые встретились — оказалось, что они раздражают друг друга. Дома нужна социальная дистанция, нельзя просто так сидеть и глядеть друг на друга не моргая. Зато социальная дистанция на улице стала больше. Раньше думали: «У него может быть нож», — а теперь: «У него точно ковид. Почему он кашляет?»
Ощущение опасности от прохожего повлияло и на shared economy. Экономика совместного потребления была трендом, а сейчас антитренд. Никто не хочет пользоваться автомобилем или велосипедом, арендованным на несколько часов, по соображениям гигиены. Или ехать с кем-то вместе в такси, или арендовать жильё на короткий срок.
У меня тоже была инвестиция в Shared economy — Grabr, шеринг чемоданов. Пользователи заказывали доставку товаров, недоступных в их стране, с помощью путешественников. Опытные предприниматели, оригинальная идея, рост спроса и хорошие показатели… А потом раз — и всё. Я не рассчитывал на перекрытие границ. Инвестировал в тренд.
— Как перемены в общественной повестке и быту повлияли на общение людей в дейтинговых приложениях?
— В первую очередь, выросли доходы. Количество пользователей почти не изменилось (выросло примерно на 10—15%), особенно в развитых странах, а вот оборот вырос в два раза. То есть люди, которые сидели дома и фактически не встречались, стали больше пользоваться платными сервисами — проверять лайки и общаться в видеочатах (их ввели почти все приложения). Это любопытная закономерность: пользователи тратят больше денег на дейтинг, когда не ходят на свидания. Дейтинг — это виртуальный бизнес, как Facebook и Instagram.
Ещё одним трендом в дейтинге стали виртуальные знакомства через границы. В условиях, когда встречаться неудобно даже со своим соседом, пользователи стали знакомиться с теми, кто живёт через океан. А какая разница, где находится человек, если ты общаешься с ним по «зуму»? Да и темы есть для общения: «Как у вас там с ковидом?»
— Какие социальные (не только дейтинговые) сервисы стали более востребованы с начала пандемии? Какие — менее?
— От пандемии значительно выросли игровые компании, доставка товаров и еды, онлайн-образование (Udemy поднимает раунд с двукратным ростом), подкасты, социальные сети и стриминговые приложения, «чат-рулетки», Amazon, Netflix и Youtube, приложения в категории Photo&Video, приложения, которые позволяют успокоится и заснуть (Calm и Loona) хотя бы ненадолго, телемедицина.
Появились даже виртуальные марафоны. Хочешь пробежать марафон, но не хочешь бежать в толпе? Покупаешь место в онлайн-марафоне и соревнуешься с теми, кто бежит у себя, например, в Сингапуре.
Многие онлайн-сервисы пандемия, как неожиданный попутный ветер, разогнала так, что они теперь сами не знают, где находятся.
Многие онлайн-сервисы пандемия, как неожиданный попутный ветер, разогнала так, что они теперь сами не знают, где находятся.
На хайпе инвесторы скупают всё, где есть слово «удалённый». Был искусственный интеллект, потом блокчейн, теперь удалёнка.
Что упало: путешествия, круизы, ретейл. У меня друг — владелец крупного business travel агентства. Я боюсь ему позвонить и спросить, как дела. А что он должен сказать? Что стал чемпионом и обогнал Илона Маска по сокращению расходов? Travel вернётся. Но нужно долго ждать, под водой. Думаю: «А у меня хватило бы нервов?»
«Компании, в успехах которых можно быть уверенным, либо переоценены, либо им не нужны деньги»
— Куда вы вкладывались в прошлом году? Какие сделки можете назвать успешными, а какие — неудачными?
— В прошлом году мы инвестировали в чатбот Woebot, который должен произвести революцию в психологии. Чатбот способен заменить психолога или даже психиатра. В основе лежит методика CBT (Cognitive Behavior Therapy) — она достаточно удобно алгоритмизируется, поэтому хороший бот даже лучше хорошего психолога. Кроме того, он всегда доступен и намного дешевле.
Количество людей с депрессией растёт, а психологов не становится больше. Кроме того, в США один сеанс стоит от $200 до $400 и заниматься нужно два раза в неделю, а месячная подписка на Woebot стоит не больше $70. И это значит, что во время острого кризиса, панической атаки у тебя есть к кому обратиться.
Сейчас программа проходит сертификацию в FDA. Успех во многом зависит от FDA. После сертификации программа будет распространяться через страховые агентства и медицинских провайдеров. А потом мы планируем открытие B2C бизнеса. Думаю, это приложение даст покой и психологический комфорт миллиону людей.
Мы также сделали профильную инвестицию в компанию S’More. Это приложение знакомств, где фотографии становятся доступными по мере того, как пользователи лучше узнают друг друга. Это «антитиндер». В «тиндере» всё решают внешность и красивая фотка, но знакомство по этикетке не всех устраивает. В отношениях внешность не играет роли — важнее совпадение целей, ценностей, культуры. И S’More пытается сделать подбор именно по этим параметрам.
Естественно, пользователи решат, что им больше нужно. Я сам, честно говоря, сомневаюсь. Проще играть на слабостях пользователей.
Значительно выросла одна из наших инвестиций, Patreon, и стала радужным единорогом. Единорогом — потому что её оценка стала выше миллиарда, а радужный — это мой термин. Patreon поддерживает креативный класс. Считаю сервис очень полезным, способным восстановить, наконец, справедливость в распределении доходов между платформами и создателями контента.
— Почему вы инвестировали в S’More, если сомневаетесь в перспективах такого сервиса?
— Не сомневаются только фанатики. Компании, в успехах которых можно быть уверенным, либо переоценены, либо не нуждаются в деньгах. Все наши инвестиции — это игра с неопределённостью. Вопрос только в том, какой апсайд, — то есть стоит ли потенциальный выигрыш риска.
— Для вас как инвестора прошлый год получился более или менее продуктивным, чем предыдущие? Мешало ли в работе то, что организовать физическую встречу стало труднее?
— Нет. Мне мешали только жирафы под окнами, когда я работал в Кении. В Танзании во время одной видеоконференции с потолка спустилась длинная зеленая змея. В ЮАР иногда падает интернет, но ненадолго.
А физические встречи, их отсутствие — нет, не мешает. Мы стали экспертами в Google Hangout, Zoom, Skype. В каком-то смысле люди стали более доступны. Нажимаешь кнопку, и как из лампы Алладина возникает голограмма партнёра, а на экране бежит строка, в которой конспектируется содержание беседы. В Slack наблюдаешь, как находят решения инженеры, по канбан-доске в Trello или Asana перелетают карточки с задачами в категорию «выполнено»…
Это мечта любого руководителя, да? Одним взглядом, как с капитанского мостика, наблюдать за жизнью корабля. Я, наверное, сейчас немного преувеличиваю. Но в конечном счёте весь наш мир — симуляция и пространство тоже просто параметр.
А если серьёзно, то работать нужно с тем, что есть. Если нужно работать на удалёнке — значит, нужно стать бароном удалёнки.
— Как изменилась продуктивность вашей команды на удалёнке? Заметили ли вы разницу?
— По оценке самих сотрудников, продуктивность выросла. В принципе, руководители тоже согласны с такой оценкой. Но не до конца понятно, является ли этот результат стабильным. Есть такой феномен: продуктивность иногда растёт просто от того, что условия меняются — не обязательно к лучшему. Просто что-то должно изменяться. И тогда чувство новизны, новых вызовов заставляют команду оптимизироваться.
— Какие глобальные сделки вы считаете самыми значительными в 2020 году?
— Во-первых, покупка мессенджера Slack компанией Salesforce за $27 млрд. Salesforce — это CRM-система, спинной мозг любой компании. Теперь они купили Slack — неокортекс. Самое время делать Голиафа в управлении предприятием. Им ещё нужно купить австралийцев из Atlassian, компанию по оценке эмоционального фона сотрудников (как, например, Yva Давида Яна) и адаптировать Slack к мобильным телефонам (для мобильных устройств у них до сих пор жуткие интерфейсы). Тогда дело будет в шляпе.
Во-вторых, безусловно, выход Ozon на IPO на Nasdaq со значительным ростом. Большая сделка, важная для российского рынка. Очень правильное время для размещения и успешная компания. Это и лидер российского рынка, и на другом берегу у Ozon есть зелёный фонарик Безоса для ориентира.
И в-третьих, раунд DoorDash. Это просто гимн простоте. Я был в Сан-Франциско, зашел в офис Grishin Robotics, когда Стэнли Тэнг рассказывал, как он начинал бизнес. Они просто поместили меню ресторана по соседству на сайт. Через час пришел заказ. Три студента поехали на машине в ресторан, купили еду и отвезли её заказчику. Им не нужны были инвестиции. Они их взяли от хороших людей просто потому, что неудобно было отказать SoftBank и Sequoia Capital. Теперь этот бизнес — мегаединорог с последователями (в России это «Яндекс.Еда» и Delivery Club) и простой, как русский валенок, идеей за $72 млрд.
«Офлайн-шопинг станет в большей степени опытом»
— Два года назад вы прогнозировали, что люди станут чаще посещать развлекательные мегамоллы, потому что такое времяпровождение помогает социализироваться. Как вы считаете, в результате пандемии уйдёт ли постепенно в прошлое офлайн-шопинг, а вместе с ним и торговые центры?
— Прагматический шопинг, вероятнее всего, уйдёт в онлайн. А офлайн-шопинг станет в большей степени опытом. Например, одна моя знакомая в Нью-Йорке открывает концепт-бутик. В этом бутике подобрана музыка, арт-инсталляции, очень компетентный персонал, который может помочь найти ваш стиль. Покупка товара в таком магазине — только часть ценности, которую получает покупатель. Мне кажется, что будущее за такими офлайн-магазинами. Рестораны же, например, — это тоже не просто о еде, это атмосфера, событие. Рестораны останутся, останется и ретейл.
— Повлияла ли пандемия на стратегию вашего фонда Real Estate Discovery Ventures? Какое будущее вы прогнозируете для рынка недвижимости?
— Зачем вы о больном? На самом деле, я не прогнозировал роста. Мы зарабатывали на падающем рынке — покупали недвижимость, которая теряет цену. Например, в молле уходит якорный арендатор и молл забирает банк. Мы покупаем такие моллы. При этом годовой арендный доход молла иногда может составлять треть цены недвижимости. Мы его стабилизируем, иногда концептуально изменяем и продаём. Иногда продаём по частям: кинотеатры, торговые площади, землю. Мы купили несколько таких моллов в этом году на территории США.
Это увлекательное занятие — как хелиски. Едешь вниз, по целине, а рядом с тобой образуются обвалы. Небольшие, только так, чтобы попугать. Некоторые в Куршевеле пьют вино какого-то года с повышенными танинами — это спокойные диверсифицированные инвесторы с консервативными ожиданиями. А мы вместе с нашим фондом летим вниз, пытаясь обогнать то, что летит вниз. В этом медвежий бизнес.
В принципе, мы пока обогнали то, что падало, и доходность портфеля (примерно 35—40% годовых) превышает доходность венчурного бизнеса. Но я всё ещё опасаюсь, что где-то сойдёт настоящая лавина и, может быть, накроет. Где дно — никто не знает.
— К каким основным выводам пришли за время пандемии лично вы?
— Не стоит быть ни в чём слишком сильно уверенным. Если что-то никогда не падало и никогда не летало — это не значит, что в этом году оно не упадёт, а потом не полетит. Прошлый год напомнил о хорошо известной, но всегда забываемой проблеме индукции. Повторяемость событий в прошлом не гарантирует повторяемости событий в будущем. Жизнь заключается в изменениях, и это просто нужно принимать и адаптироваться.
— Чего вы ожидаете от 2021 года? Стали ли вы строить меньше планов, или в этом смысле для вас ничего не изменилось?
— Разрываюсь от того, что хотел бы сделать: покупки компаний в дейтинге, исследование интроспекции и иллюзионистских концепций сознания в философии, балет по «Критике чистого разума» Канта. Ещё нужно бы закончить десяток аранжировок любимых мелодий, подняться на Килиманджаро, закончить книгу, сделать флажок на правую сторону, заняться, наконец, спортивным пилотированием и свозить дочку по европейским музеям.
Планов очень много, и я иногда думаю, что их слишком много. Но когда начинаю тревожиться, я прошу Оскара Хартманна прислать мне список его целей на квартал. Он самый успешный человек, который ставит себе сразу сто разных целей. Он присылает мне список, и я спокойно чищу зубы и ложусь спать. Всё хорошо: я сфокусирован, я целеустремлён, как скальпель.
